Читать книгу - "Моцарт - Андрей Белянин"

— Здесь кафе или нет? Вы, вообще, работаете? Нет? Майн либен Гот, Марта, я тебе говорил, что лучший отдых в Альпах, а здесь они не знают даже элементарных основ приличного ресторанного сервиса.

Черногорец и ухом не повёл. Рита удивлённо покосилась на меня, я приложил палец к губам, финал спектакля мог быть только одним, но познавательным. Когда немец, утомившись безответным сотрясанием воздуха, встал и, взяв меню, подошёл к столику хозяина, тот наконец-то отложил газету и соизволил подняться.

— Доннер веттер! Сколько вас можно было ждать?! Уважаемый, я попросил бы…

Мужчина также молча развернулся и скрылся в своём кафе.

— Марта, ты видела?! Да что же это такое…

Мгновением позже черногорец вернулся, в его руках угрожающе покачивалась большая охотничья двустволка. Немцы оторопели, раскрыв рты, как морские котики…

— Хенде хох, — на полушёпоте выдохнул обалдевший Вик.

Щёлкнули курки. Не дожидаясь худшего, толстые дети объединённых земель Германии, главного гаранта стабильности всей Европы, дали дёру с такой скоростью, что посрамили бы даже нигерийских спортсменов. Хозяин опустил ружьё прикладом на землю, поскрёб подбородок и широко улыбнулся нам:

— Добро вече, господо и господине!

— Добро вече, — кивнули мы с Сильвией, здороваясь за всех. — Мы с Руссии.

— Извините, что заставил ждать. — Он с достоинством поклонился нам. — Вы, добрые гости, видели, как я смотрел газету, не кричали, дали мне дочитать статью. Чем могу угостить вас? Всё, что есть в меню, — ваше! И бутылка «Вранац Про Корде» от меня.

— Если окажете честь выпить с нами, — так же с поклоном ответил я. Правила гостеприимства требовали взаимной учтивости с обеих сторон.

Высокий черногорец ещё раз улыбнулся:

— Люблю русских, а русские любят наше вино!

— Е сама черногорска, — гордо представилась Сильвия. — Е с Будвы, господарка из рода Милорадовичей!

Хозяин чуть удивлённо вскинул бровь, покачал головой и, видимо приняв её слова за обычное женское хвастовство, скрылся в своём заведении. Минутой позже он вынес нам сразу три бутылки вранца и металлический кувшинчик «сладке бяло» для дам. После первого бокала я уже мог откланяться, не обижая старых традиций Черногории и не волнуясь за друзей. Теперь они под надёжной защитой.

Дорога до площади у храма Святого мученика Трифона, особо почитаемого на Балканах и Украине, была мне прекрасно известна. В наступающей ночи весь Старый город переливался разноцветными огнями, повсюду бродили группки туристов, звучали десятки голосов, работали кафе и магазины, а воздух с моря пах солью и пряным ароматом водорослей.

Котор, разумеется, осовременился, но он всё так же оставался шумным портовым городом, его улицы были вымощены теми же самыми камнями, здания, даже заросшие травой до крыши, всё ещё хранили былую красоту, от Оружейной площади и по всем основным улочкам слонялись знаменитые коты, задрав хвост. Это были воины легендарного Мичуна, самого большого кота, от закладки краеугольного камня поставленного охранять это место. И надо признать, что каждый кот, получивший имя Мичун и избранный демократическим кошачьим голосованием, честно исполнял свой долг! Ни один пёс не смел даже ступить на прихрамовую площадь, ни вампир, ни оборотень, ни ведьма, ни любая нечисть не проскользнёт незамеченной, и никто не останется безнаказанным. Даже местные карманные воры и прочий криминал стараются обходить бдительных часовых, предпочитая не нарываться. Это же черногорские коты, они шутить не любят…

Я отсалютовал Мичуну на римский манер. Здоровущий кот с достоинством кивнул, поводя взглядом на старый храм в центре города, выдержавший все войны и землетрясения, простой и величественный, как сама христианская вера…

Вход для туристов был свободный. Конечно, время позднее, но никто не спешил закрывать двери. В отличие от русских церквей, где всем заправляют богомольные старушки, в черногорских храмах главенствуют мужчины. Я вошёл внутрь, ещё раз удивившись таланту и могуществу человека, способного создавать такие прекрасные росписи и фрески. Постоял, опустив голову, молча вдыхая пахнущий ладаном воздух и прислушиваясь к умиротворяющему потрескиванию свечей под старинными иконами. Какой-то высокий громила с нереально раскачанной спиной молился впереди меня. Когда он встал с колен, я невольно вздрогнул:

— Сержант?!

— Отставить, рядовой Моцарт. — Усатый гигант со шрамом на лице шагнул навстречу и обнял меня так, что позвоночник хрупнул. — Не ожидал, что ты до сих пор живой.

— Так получилось… — Слова как-то не спешили находиться, мысли путались. — Господи, как я рад… Рад, что вы есть! Ангелы не ушли. Мы все…

— Нет, Моцарт. Далеко не все. Прошли века. Из твоего призыва остались двое, всего двое. Остальные не вернулись…

Мне показалось, что в его глазах блеснула влага, но это вряд ли — бойцы Девятого Легиона не плачут.

— Мы можем поговорить?

— Говори.

— А не лучше где-нибудь на улице?

— Моцарт, знаешь, ты был самым противным, мелким, бесполезным и ненужным из всех романтических дурачков, которых я только видел. Такие, как ты, гибнут в первый же месяц службы. Ты выдержал немного дольше, а потом пропал. Просто исчез, навеки. А сейчас я вижу тебя живого. Почему? Почему тебя, а не остальных?

Я смутился, не зная, что отвечать. Да и нужен ли был ответ…

— Нет, это не упрёк. Просто… мне надо понять, для чего я годами готовил десятки, сотни, тысячи ребят, годных к строевой, сильных, умелых, тренированных к противостоянию с любым врагом! А потом они получали приказ, уходили и не возвращались…

— Поэтому вы пришли в церковь?

— Я живу здесь. Давно, — вздохнул он, вытирая рукавом лоб. — Моя душа — словно кладбище тех, кого я учил и кто не вернулся. Девятого Легиона больше нет.

— Не понимаю…

— Наверху решили, что необходимость в боевых ангелах отпала. Отныне человечество предоставлено самому себе. Из твоей группы остались двое, из тех, что были до вас, — один, что после — шестеро. Я не в счёт, меня давно списали.

— Но… это неправда! — вскинулся я, не в силах ему верить. — Я помню, в Саратове несколько дней назад на нас напали зомби и… Они все были убиты в один момент! Это ведь не мог сделать никто. Никто, кроме наших.

— Мог. — Сержант повёл глазами на старую икону архистратига Михаила. — И это не была бойня, скорее акт милосердия. Он лишь позволил мёртвым покоиться с миром. Наши там не участвовали. Тем более что нам даже не сказали, что ты жив и ты там один…

Мне показалось, будто пол уплывает у меня из-под ног. Девятого Легиона больше нет, выживших ангелов не наберётся и дюжины. Их ряды не пополняются, на земле смело хозяйничает нечисть, люди запуганы и обмануты, а у нас больше нет приказа их защищать. Что происходит? Неужели Он настолько разгневался на свои же творения, что просто отвернулся от них? Но тогда… Но как же…