Читать книгу - "Пес бездны, назад! - Анастасия Разумовская"

Герман всегда считал, что противоположности притягиваются. Ему нравилась импульсивность Веры. Девушка была яркой, словно Альдебаран, и неожиданной, как тайфун. Одно время Герман искренне верил, что они отлично дополняют друг друга. А потом её нелогичность, эмоциональность и сиюминутность стали его раздражать. Для неё не существовало плановости, целей, постепенного, поэтапного восхождения. Вера могла бросить любой проект, наигравшись им, могла в разгаре дела начать упрашивать отправиться в круиз на яхте. Распорядок дня для неё так же не существовал. И педантичный Герман всё чаще чувствовал себя усталым и выжатым рядом с ней. Детские капризы, приливы и отливы настроения уже не казались ему очаровательными.

—Наташа такая скучная!— жаловалась Вера.— Не женщина, а надёжный тыл. Безликий и не самобытный. Как думаешь, скоро Вадим начнёт ей изменять? Это ж можно сдохнуть от скуки! В семь утра завтрак. И всегда — каша. Отбой не позже девяти. Уборка по расписанию, прогулка — по расписанию. Раз в год встретить с половиной бокала бой курантов — вот и всё разнообразие.

—По выходным они выезжают и исследуют новые места…

—Ленобласти. Боже, какая скукотища!

Герман отмалчивался, чувствуя неприятную зависть к Вадиму и уважение к женщине-тылу Наташе.

—Что-то ты совсем заскучал,— весело врывалась Вера в кабинет.— У тебя двадцать минут на сборы. Шоу дождя! Нет, ну красота какая! Такие мужики красивые. И вода! Потрясающе сексуально.

—Ты не могла бы пойти одна?— уточнял Герман, оторвавшись от ноутбука.

Вера поднимала идеальные брови, садилась на стол и начинала ластиться.

—Ну Геша, ну это ж не так часто бывает! Засел в своей норе, как крот, того и гляди паутиной покроешься.

Он искренне ненавидел это «Геша», и «Гера», и любое сокращение своего имени. Вернувшись с очередного водного или огненного, или ещё какого-нибудь шоу, Герман закрывался в кабинете, пил кофе, сжигал одну сигарету за другой и продолжал работу над проектом, а утром вставал с гудящей головой, нервным тиком губ и настроением уничтожить какую-нибудь планету.

И всё же это была его женщина, его выбор и…

Губы Алисы, то есть Мари, оказались нежными-нежными, мягкими и податливыми.

Сначала ему показалось странным, что он тотчас поверил. Но, с другой стороны, её признание стало таким логичным звеном цепи всех событий, начиная с появления девушки в средневековом платье прямо на шоссе перед капотом его автомобиля. Маленькая деталь, которая объясняла всё. Замковый камень в арке, на котором держится вся конструкция. И её доводы о системе нормальности мира так же не противоречили законам физики и логики.

Вспоминая, Герман меланхолично раскачивался на качелях детской площадки. Было уже довольно поздно. В воздухе висела холодная петербургская морось. Окна домов уютно светились. Вздохнув, мужчина поднялся и зашагал к дому. Надо будет поговорить с Верой. То, что очевидно и ясно ему, совершенно не факт, что очевидно и ясно ей. Вера предпочитала жить в мечтах и фантазиях, проза жизни её категорически не устраивала.

—Завтра,— прошептал Герман, входя в парадную.— Я всё решу завтра.

И надо будет помочь Мари снять квартиру. Проконтролировать, чтобы были адекватные соседи, нормальное местоположение и не выявились потом скрытые проблемы. Договор составить. Было бы неплохо как-нибудь неявно помочь и с решением финансового бремени, но он не хотел оскорблять девушку явным спонсорством. А ещё неплохо было бы нанять адвоката для Осени. Или частного детектива, способного докопаться до того, что никогда не найдёт полиция.

—Всё завтра,— решил мужчина, пока лифт поднимал его вверх.

А сейчас — спать.

Он открыл квартиру и замер на пороге. На кухне горел свет. Вера? Решила помириться? Герман нахмурился от неприятного осознания предстоящего тяжёлого разговора. Прошёл, закрыл дверь, разулся, скинул куртку. Однако на кухне его ждала не Вера.

—Максим Петрович? Добрый вечер. Не припомню, чтобы мы договаривались с вами о встрече, или чтобы я предоставлял вам ключ от…

—Щенок!— взревел Верин отец, поднялся, грохнув столом, и, багровея шеей, попёр на хозяина квартиры.

Герман встал, чуть шире расставив ноги для устойчивости. Сжал кулаки. Разговор явно предстоял тяжелее, чем ранее ожидалось.

—Кто протащил тебя и твою фирму наверх? Когда твой папашка в праведном гневе от тебя отвернулся? Кто столько сил и времени вложил в тебя? И где твоя благодарность, молокосос?

—Извольте изъясниться этично.

—Ты! Ты, дрянь такая, присосался к моей семье и пользовался всеми благами, пока всё было хорошо, но стоило случиться мелкой неприятности, сразу решил вильнуть в сторону⁈ Бросить Веру, плюнуть в колодец…

Герман прислонился к косяку, расслабившись. Скрестил руки на груди.

Продавить его на совесть пытался ещё отец. «Я тебя вырастил, выкормил, ради чего? Ради чего столько финансов вложил в твоё образование? Бессонные ночи…». Последний такой разговор произошёл полгода назад, когда Павел Аркадьевич осознал свой провал в воспитании младшего сына и тот факт, что Артём вряд ли когда-нибудь станет достойным наследником одной из крупнейших строительных фирм страны.

Верин отец приблизился вплотную, тяжело дыша:

—Решил соскочить с тонущей подводной лодки, сынок? Остаться чистеньким, белым и пушистым? Вот только ничего не выйдет! Я раздавлю тебя, как таракана.

—Максим Петрович,— холодно прервал его Герман.— Вы находитесь в моей квартире. Будьте любезны перейти к конструктивному разговору, или вы вынудите меня вызвать полицию.

Тот зло рассмеялся:

—Полицию, говоришь? Очень страшно, мальчик, очень страшно. Я аж побледнел весь и трясусь. Трахал мою дочку, имел и её, и заказы с меня…

—Попрошу вас избавить меня от выслушивания подобных выражений о Вере. Что касается заказов, тут мы с вами оба имели свой интерес, разве нет? Вы скидывали мне работу, которую я выполнял качественно и недорого. Мы оба были заинтересованы в сотрудничестве…

—Да я из жалости подкидывал твоей фирме кости, мальчишка! Чтобы ты с голоду не сдох… Таким желторотикам в нашу сферу не пробиться. И ты об этом знаешь.

Герман нахмурился. Максим Петрович буквально нависал над несостоявшимся зятем.

—Что?— шипел он.— Думаешь, что зарекомендовал себя с лучшей стороны, и теперь сможешь плыть сам, без меня? Просчитался ты, засранец. Крупно просчитался. Никто не станет давать заказы человеку, чей брат — наркоша.

—Вы сейчас угрожаете поднять историю лечения Артёма от наркологической зависимости?— уточнил Герман.

Ему вдруг захотелось ударить кулаком в этот бугристый нос, широкий, словно картошка. Крепкая, качественная, сельская картошка. Губа нервически задёргалась, но Герман усилием воли взял себя в руки. Максим Петрович рассмеялся. Зло, высокомерно, торжествующе.