Читать книгу - "Что значит поцелуй? - Нина Роса"

При первой же неприятности вежливость слетела с девиц, как пудра с пуховки — легко и естественно. А ведь Виола всего-то и передвинула мимоходом стул, поставив его на длинный шлейф платья леди Куприкс. Эта брюнетка особо отличилась, когда воевала за место в карете возле модного салона в Стайлерсоке.

Готовившаяся к выходу на сцену леди Куприкс сидела на высокой банкетке и наводила красоту. Подол ее прекрасного темно-голубого платья волнами лежал на полу. Виола чуть переставила тяжелый стул так, чтобы две его ножки оказались на шелковом «языке» аккуратно разложенного шлейфа. Виола рассчитывала только на грохот упавшего стула, когда брюнетка встанет. Но проделка неожиданно получилась более масштабной, так как леди Пиморк срочно понадобилось присесть.

Анхеланика Пиморк никогда не привлекала внимания близнецов. Спокойный и рассудительный нрав этой девушки не позволял ей принимать участие в откровенной травле ра Велладов. Но она всегда присутствовала в качестве безмолвного зрителя. Было ли это следствием неуверенности в себе или чем-то другим, но дочь герцога Пиморка во всем старалась оставаться незаметной. Вот и сейчас эта леди не подумала привлечь слуг, чтобы устроиться поудобнее, и присела на первый же попавшийся стул. Именно на тот, что прижал «хвост» леди Куприкс, которой вздумалось встать, едва появившийся слуга объявил, что все готово к представлению.

Раздавшийся треск был слишком тихим, чтобы его заметил кто-либо, кроме владелицы платья, еще секунду назад бывшего шедевром портновского искусства.

Для леди Пиморк нападение леди Куприкс стало совершеннейшей неожиданностью. Возжаждавшая крови дама была в таком припадке гнева, что ничего не могла сказать, только мычала, брызгая слюной во все стороны! И как кошка в брошенном в воду мешке, драла все, до чего могла дотянуться. Анхеланика отчаянно закричала, обратив на себя внимание впервые за время пребывания в «Оленьем бору».

— Что вы делаете?!! — Леди Пиморк с трудом отбивалась от рассвирепевшей и наполовину оголившейся леди Куприкс.

Девушек ринулись разнимать. Но не один-двое слуг, а как-то все разом, спотыкаясь и мешая друг другу. В образовавшейся толчее так или иначе пострадали все конкурсантки. Виола едва успела забиться в угол. Вокруг раздавались злобные выкрики, грубая брань и жалобный плач. На этой ниве особо старалась Вирита Амо — девица, лучше других понимавшая горе Эрмалии Куприкс. Именно этой блондинке Лука в приснопамятном салоне подобным образом порвал платье. Но вместо того, чтобы посочувствовать подруге по несчастью и помочь ей выпутаться из скандальной ситуации, Вирита только привлекала внимание к позору соперницы и в то же время жалобно плакала, словно это она сейчас пострадала.

А вот Эрмалия, оказывается, знала много всяких неприличных слов и не стеснялась высказывать их прилюдно! Впрочем, в перерывах на вдох она пыталась изображать из себя умирающего лебедя, позабыв, что сама начала драку. Получалось у нее откровенно плохо. Виола язвительно подумала, что этой девице стоило бы выбрать что-то одно. Но смотреть на мучения леди Куприкс было смешно. В монастырь ее с таким лексиконом не приняли бы, а для театра она не была достаточно убедительной.

Этот бездарный спектакль лицемерия и абсурда прекратило появление вдовствующей маркизы. Белинде Каларон оказалось достаточно взгляда, чтобы страсти поутихли, крики смолкли, слуги перестали метаться, как безголовые куры, а всё еще невесты сына железной леди Каларон вспомнили о зачатках достоинства.

Виола времени не теряла. В образовавшейся посреди скандала паузе она успела совершить несколько других проделок: заморозила секретное питье Синегадины, которое должно было поддержать голос для предстоящего пения; поворожить над румянами, неосмотрительно оставленными баронессой Шайм; выдернуть пару шпилек из изящной прически одной из невест, чтобы вскрыть ими замочки с клетками певчих птиц. Приметные шпильки «богиня мести» оставила возле клеток, а одну так вообще уронила внутрь, чтобы орудие преступления точно нашли и опознали.

После таких приятных трудов Виоле оставалось только отойти в неприметный закуток, где бы в суматохе на нее никто не наткнулся, и наслаждаться веселым представлением.

После небольшой интермедии с порванными платьями в закулисном спектакле начался новый акт — насилия и позора.

Остроносая Синегадина, да благослови морские боги того, кто надоумил ее, в запале выпила в два глотка ледяной напиток и пожелала открыть представление! Дочь барона по-прежнему была убеждена, что достойна первого места во всем, в том числе и в очередности выхода на сцену. Получив позволение вдовствующей маркизы, худосочная девица отправилась покорять зрителей неслыханным ранее вокалом.

Действительно, беднягам, собравшимся в зале, так и не удалось ничего услышать. По нескольким причинам…

Первая из них — Лука, обрадовавшийся появлению старой знакомой, как родной! Парень чуть ли не запрыгал со стулом, так был счастлив первому номеру в списке новых проделок. Вспомнив свой намек маркизу на магию воздуха, он дождался, когда Синегадина раззявит рот и попытается издать первый сиплый вопль, а потом натянул магической сетью ее платье, заставив ткань, как под порывом сильнейшего ветра, облепить баронскую наследницу с анатомической точностью.

Два благодарных зрителя, чей разговор юноша подслушал, невольно ахнули при виде «супового набора» местного производства — семья барона в здешних краях была довольно известна. Давешний шутник, мечтавший услышать ругань из уст красавиц, не дожидаясь грядущего счастья, выругался сам. Лука аж заслушался. Все-таки северяне ругаются совсем не так, как моряки-южане.

Одновременно с первым «мощным аккордом» леди Синегад за сценой произошло новое волнение: птички обрели свободу летать и… испражняться на головы и платья многочисленных леди, мечтавших окольцевать хозяина «гостеприимного» дома.

В панике несколько леди выбежали на сцену и таки порадовали крепкими словами сидевшего перед Лукой шутника.

— Как здорово, что нас сюда пригласили! — поделился он восторгом со своим другом, сидевшим с отпавшей от изумления челюстью. — Скажи, ведь возбуждает?

— У меня просто нет слов! — после некоторого мычания и пары-другой крепких словечек друг вспомнил и вежливые выражения.

Представление продолжилось, но список участниц резко сократился. Впрочем, зрители были всем довольны. Краем уха Лука услышал, как один из гостей, знаменитый столичный критик, высказался насчет того, что «это безобразие — свежее течение в изрядно застоявшейся реке театрального искусства», и пообещал, что в следующем сезоне таких представлений на столичных подмостках будет не счесть.

Лука — молодой гениальный режиссер инкогнито — аж заухмылялся от удовольствия. Если что, они с сестрой не пропадут: сбегут от опекуна и подадутся в театр!

До финиша, то есть до сцены, дошло не так много девушек. В активе Виолы оказались карканье Синегадины и всеобщая охота за птицами, распевающими от радости обретения свободы, а также публичное скандальное изобличение Вириты Амо, которую потерявшая пташек леди Милилар обвинила в диверсии.