Читать книгу - "Цветок из пламени - Валерия Чернованова"

Сказать, что ее светлость гневалась, — это не сказать ничего. Серен пребывала в таком бешенстве, что готова была крушить все вокруг. И вопить, вопить, вопить…

К этому всепоглощающему чувству примешивалась ядовитая горечь обиды, и где-то глубоко внутри звучали отголоски пережитого кошмара.

В пожаре ярости герцогиня сгорала, казалось, целую вечность. Всю ночь металась в постели, глухо стонала под бременем мыслей, ни на секунду не покидавших ее воспаленное сознание. Кусала до крови губы, вспоминая события страшного вечера, тщетно пытаясь понять, что же ранило сильнее: известие об интересном положении кузины или то, как со своей невесткой поступил его высокопреосвященство.

Серен чувствовала себя заложницей собственного разума, в котором одно за другим появлялись, сводя с ума, гнетущие воспоминания. Невыносимая пытка.

Но не думать о ней и о нем просто не получалось.

Мерзавка беременна! Беременна от демонового стража!

— Я вырву этот гнилой плод из ее чрева, а потом и ее сердце! — словно молитву Единой повторяла д’Альбре.

Долго теребила шнурок колокольчика, костеря дуру-служанку, вечно где-то пропадавшую. А когда та наконец появилась, ее светлость приказала немедленно подать завтрак и заложить карету.

— Я возвращаюсь в Навенну, — объявила мрачно, поднимаясь с измятой постели, в которой провела поистине ужасную ночь.

Серен так и подмывало сию же минуту разобраться с ненавистной маркизой. Жаль, выскочку не растерзали демоны. Вместе с этим отродьем, ее ребенком!

Герцогиня и сама не понимала, отчего на сердце так тяжело. Можно подумать, ее когда-нибудь заботили дети! Своих заводить Серен была не намерена. Благо имелись средства, способные защитить от нежелательной беременности.

Но то, что Александрин собиралась подарить Морану наследника, которого Серен ему так и не дала, терзало ее, тяготило.

Еще одно проигранное сражение. Но уж войну-то она точно выиграет!

Пусть наслаждаются голубки счастьем, пока еще есть такая возможность. Скоро наслаждаться уже будет нечем.

С трудом уняв клокотавшую внутри ярость, герцогиня наспех позавтракала, собралась и отправилась в столицу. Подальше от пепелища битвы, в которое превратился Оржентель.

И если выяснение отношений с кузиной приходилось отложить до лучших времен, то с кардиналом нужно было переговорить уже сегодня.

— Как он смел? Да как он смел?! — трясясь в экипаже, негодовала молодая женщина. Исступленно обмахиваясь веером, едва не рычала, когда карета подскакивала на очередном ухабе. — Сам, значит, смылся, а меня не предупредил! А если бы я погибла?!

Солнце безжалостно палило. Серен чувствовала себя гусыней, засунутой в раскаленную печь. Такая же глупая и по горло нафаршированная ложью. Идиотка, поверившая сладкозвучным речам кардинала. О том, что станет его правой рукой. Негласной королевой нового королевства. Будет первой среди возрожденных морров. Но только лишь при одном условии: Серен должна была принять участие в его экспериментах, впустить в себя демона.

И она впустила. Чтобы погибнуть. А возродившись, стала Для него бесполезна.

Презрение и досаду — вот что прочла Серен в глазах его высокопреосвященства, за миг до того, как опустилась перед ним в реверансе.

— Мне некогда, — не размениваясь на приветствия, бросил огненный колдун, явно не обрадовавшийся появлению незваной гостьи.

Первый министр короля гневался. Бофремону не было равных в искусстве скрывать мысли и чувства, но сейчас он даже не пытался сдерживаться. Или же просто не мог. Маска холодного высокомерия исчезла. По роскошному кабинету, заставленному мебелью красного дерева, словно по клетке, метался разъяренный зверь.

— Я всегда была в курсе всех ваших планов. — Выпрямившись, Серен гордо вздернула подбородок и с видом оскорбленного достоинства сказала: — Я заплатила слишком высокую цену, чтобы теперь оставаться не у дел.

Черты лица мага заострились, на скулах обозначились желваки, а взгляд опасно потемнел. Не будь кардинал в гневе, отделался бы пространным ответом и легкой, покровительственной улыбкой.

Но сейчас Бофремону было не до упражнений в лицедействе.

— Тебе всегда говорили то, что тебе положено было знать! — отчеканил он. — Ни больше ни меньше.