Читать книгу - "Хирург для дракона - Иван Юдичев"

Наконец старый опытный самец определил опасность и издал резкий визг. Вмиг все стадо с шумом и фырканьем бросилось в сторону леса. В течение нескольких секунд оно скрылось там среди зелени. Еще несколько секунд в лесу был слышен треск ломаемых сучьев, затем все стихло. А крупный секач-вожак, грозно похрюкивая и злобно посматривая маленькими глазками в мою сторону, приподняв голову, шевелил своим рылом, определяя точное мое местоположение. Периодически кабан разрывал копытом задней ноги землю, как будто вызывал невидимого врага на бой. Естественно, я не показывался, мне этого не надо. А если он вдруг бросится на меня, что я буду делать и как отбиваться? Придется стрелять. Возможно, не раз. А если не убью, то он меня сможет достать. Мстительнее и злее вепря, говорят, среди животных нет.

Известно, что животное это чрезвычайно подвижное, сильное и упорное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Так вот, говорят, что, будучи ранен, кабан становится весьма опасен. В этих случаях он ложится на свой след головой навстречу разгоряченному преследователю. Завидев человека, он с такой стремительностью бросается на него, что последний нередко не успевает даже приставить приклад ружья к плечу и выстрелить.

Вожак постоял минут пять и, одержав моральную победу, коротко презрительно хрюкнул напоследок, типа «куда тебе против меня, трусливый слабак», и не спеша ушел за своим стадом. Убивать мне его не хотелось: мясо я добуду без экстремальной опасности, да и патроны без нужды тратить нельзя. Эх, если бы у меня было достаточно соли, то я, конечно, его стадо так просто бы не отпустил. Застрелил бы какую-нибудь самку (у них мясо нежнее), наелся бы парной свинины и, разумеется, насолил бы сала. Это была бы очень такая существенная добавка к разнообразию в пище! Особенно к зимнему рациону. Поневоле усмехнулся. Наголодался на плоскогорье – теперь у меня мысли только о еде и ее запасах впрок.

В низменных местах вдоль реки, как на черноморском пляже, яблоку негде было упасть. Помимо массы птиц я увидел отдыхающих буйволов, пасущихся диких лошадей. Отдельно держались чуткие олени, антилопы и кабаны. Периодически к воде подбегали волки, лисицы, шакалы, а иногда и крупные хищники – волки, леопарды, медведи. Поспешно лакали воду, оглядываясь по сторонам, и убегали. Здесь было так много зверья, что складывалось впечатление заповедника, где животные собраны в одном месте и ходят на свободе. Если будет необходимо свежее мясо, то совсем не обязательно пробираться на плато, надо будет побродить здесь, рядом, выбирая добычу.

Прошел вдоль реки, наверное, еще около двух-трех километров, когда наткнулся на протоку, шириной метров в шесть-восемь. За ней по реке сплошные заросли, близко подходящие к воде, дальше не пройти. Остановился.

Подходя к этому месту, через открывшийся с этой стороны просвет между сомкнутыми кронами деревьев увидел длинный залив, далеко вдающийся в сторону леса на запад. Залив по краям слегка зарос камышом, осокой. С этой левой стороны залива в сторону кряжа, метрах в пятистах после небольшого пляжа, имелся пологий, довольно протяженный подъем берега, примерно на высоту десятиэтажного дома, в котором я жил на Земле. Причем этот затяжной подъем довольно густо порос разнообразным кустарником и редкими невысокими деревьями вперемежку с настоящими гигантами. Таким образом, между заливом и рекой образовывался хорошо приподнятый мысок леса. По правому краю залива с небольшим отступом начинались глухие заросли.

Раздумывая, постоял несколько минут. Если перебраться через протоку, то двигаться вперед по реке совершенно бесперспективно, так как дальше по этой стороне реки, насколько видели мои глаза, также была сплошная чаща, близко подходящая к воде. Придется все время работать абордажной саблей, бесполезно тратя силы. Развернулся перед протокой назад, решив поискать напротив водопадов проход для проникновения в лес, чтобы найти там место, пригодное для посадки деревца, кустов и для постройки жилья.

Пошел обратно к водопаду и оставленным вещам. Хотя, честно говоря, ночевать мне там совсем не хотелось, как-то слишком открыто для нападения хищников и поэтому неуютно. Пройдя не больше километра назад, снова развернулся на 180 градусов и двинулся наискосок вверх, в лес. В это свое первое посещение здешнего леса я снял головной убор, поклонился в сторону чащи и поздоровался с «дедушкой Лесовиком». Это у меня на Земле был такой ритуал перед сбором грибов и ягод. Попросил его разрешения посадить здесь деревце, кусты и собрать грибов, ягод, кореньев и не обижаться на меня, если мне придется рубить деревья.

Здесь лес был немного реже того, откуда я вернулся. В одной руке я все время держал копье, в другой – абордажную саблю, которой вместо мачете непрерывно прорубал себе проход в густых зарослях. Надо сказать, она мне сильно помогала. Тяжелый, широкий и острый клинок запросто перерубал молодые деревца, кустарник, лианы. При этом я почти не прикладывал усилий, используя для рубки вес сабли и периодически меняя руки. Копье придерживал предплечьем руки. Постепенно поднимался наискосок наверх, углубляясь в лес. Лес был дикий, первозданный, дремучий, как будто без признаков жизни. Хотя какая-то жизнь в лесу отмечалась, но ее совершенно не сравнить с виденным птичьим раем на берегу реки. Стало значительно тише и мрачнее. Поневоле мне тоже стало как-то не по себе… Редкое пение птичек, мгновенно мелькнувшая рыжая белка в кронах деревьев, быстро пролетевшая над головой небольшая пичуга с невзрачным оперением, непонятный зверек, мелькнувший невдалеке в глухих зарослях, только напрягали, а совсем не успокаивали. Не оставляло ощущение, что из чащи за мной как будто кто-то наблюдает, выжидая, чтобы напасть…

Наверняка каждому приходилось испытывать такие острые чувства в незнакомом лесу. Находиться одному в дремучем лесу, наполненном дикими зверями, всегда страшновато. А еще тем более в чужом мире, где вполне можно встретить какое-нибудь чудовище. Поэтому нервы были все время напряжены до предела. Сознание своей уязвимости и одиночества заставляло меня постоянно быть настороже и медленно идти по лесу, прислушиваясь к каждому звуку. Внезапно раздавшийся треск упавшей ветки, при своем падении с шелестом задевающей листья, вспорхнувшая перед лицом птичка, шорох пробегающей мышки или белки, мелькающей среди веток, казались мне настолько громкими, что заставляли круто поворачиваться в сторону предполагаемой опасности. При этом резко бросать абордажную саблю, выхватывать этой же рукой из-за пояса пистолет и поднимать его ствол вверх, а левой рукой покрепче перехватывать копье и наклонять его вперед.

В этих огромных густых и темных лесах всегда есть что-то таинственное, неизведанное и жуткое. Человек здесь кажется маленьким, потерявшимся и беззащитным. Чем дальше, тем лес становится глуше и непроглядней. На пути все время попадаются валежник, переплетающиеся между собой кусты, тесно растущие молодые деревца и оплетающие их и большие деревья ползучие заросли лиан. Они все время цепляют и опутывают ноги, заставляя спотыкаться и ругаться сквозь зубы. Откуда-то берутся сучья, торчащие ветки, которые то и дело цепляются за ноги и одежду и вместе с ползучими растениями норовят ударить по ногам, попасть в лицо, царапнуть шею, сорвать головной убор. В этих дремучих джунглях все время приходится прорубать себе дорогу, иначе не пройдешь. И не дай бог оказаться в такой тайге в темное время, непременно залезешь в самую чащу, заблудишься и пропадешь совсем.