Читать книгу - "Клан - Александр Прозоров"

— Ну что, добрались, пугливые? Грохота пушечного спугались?

— Спужаешься тут, государь, — отозвался один из новоприбывших. — Митьке Кошевичному репой так в брюхо замутузило, по сей час разогнуться не может, да все штаны в том, чему внутри живота быть положено. А Меньшому, Сашке, глаз чуть не выбило. Эй, ты где? Покажись!

На другом конце стола поднялся Меншиков — сын царского конюха, определенного тем в помощники пекарю, но сбежавшего к царевичу и за то награжденного званием сотника. Левый глаз паренька набух и покраснел, между веками осталась только тонкая щелочка.

— То неважно! — Петр налил себе еще вина. — Важно нам отвагу проверить, дабы быть к деяниям великим готовыми. Мы еще покажем, кто здесь человечишко ничтожный. Повелеваю всем полкам потешным на коней садиться! На Москву пойдем немедля! Государь я российский али нет?[49]На трон пора садиться. Хватит под юбкой бабьей прятаться.

За столом наступило неуверенное молчание. Наемники, отпрыски боярских родов, развлекавшиеся вместе с царевичем, и простые сотники переглядывались, не выказывая особого энтузиазма. Им сегодня и потешной стрельбы пареной репой с головой хватило, а на подступах к Москве под картечные заряды идти придется, да малыми силами против полнокровных полков стрелецких. Это уже не шутки.

— За тебя хоть к черту на рога! — неожиданно разорвал тишину Меншиков. — Токмо подкрепиться дозволь, государь. Мы тут все с утра не жрамши. А потом… — Он поднял свой кубок: — Выпьем же за государя нашего, Петра Алексеича!

От предложения выпить не отказался никто, после чего гости начали наполнять свои тарелки.

— За отвагу государя нашего, за великие планы его! — опять подскочил сотник. — Пусть правит вечно!

Присутствующие, равно как и сам царь, еще раз осушили бокалы. Но не успели они как следует утолить первый голод, как сын конюха снова вскочил, в очередной раз произнося здравицу своему повелителю. После четвертого тоста в голове Петра зашумело, глаза начали слипаться.

— Сейчас, мои храбрые солдаты, — пробормотал он. — Хватит есть, нужно идти на Москву. Сегодня или никогда…

* * *

— Государь, государь… Государь, поднимайтесь. Петр Алексееич, да просыпайтесь же вы!

Царь поднял голову, недовольно ей тряхнул и тут же взвыл от резкой боли в висках:

— О Господи! Где я? Сколько сейчас времени?

— За полдень уже, государь, — чуть отодвинулся Сашка Меншиков, наполовину лица которого расползся страшенный сизый синяк. — Поднимайтесь же скорее! Отец письмо прислал: донес кто-то царевне о разговорах ваших вчерашних. Холопов она послала убить вас, скачут ужо. Стрельцов мутит, сама на трон венчаться хочет.

— А я?

Сотник потешных полков молча перекрестился.

— Проклятье! — У Петра мгновенно выветрились остатки хмеля. Он скатился с широкой перины, схватился за штаны, принялся натягивать поверх исподнего. — Дал Господь сестрицу. Теперь чего?

— Кони оседланы. Бежать надобно. Салтыков молвил, в Троице-Сергиев монастырь укрыться можно. Настоятель там митрополитом недавно рукоположен. А митрополит вам благоволит. Опосля того, как земли округ Амура Софья китайцам отдала, он царевну на дух не переносит. Предательницей кличет.

— Ну, так поскакали… — Подпрыгивая, юный царь натянул сапоги и, прихватив с кресла кафтан, ринулся к двери.

До высоких, потемневших от времени стен обители Петр с небольшой свитой домчался всего за два часа, и только когда за ним закрылись две пары дубовых ворот, а пушкари заняли свои места на стенах возле тюфяков, пищалей и бомбард, государь несколько успокоился, однако к настоятелю в келью не пошел — понурив голову и кусая губы, он измерял широкими шагами утоптанный монастырский двор от стены до стены.

— Стрельцы! — закричали монахи с надвратной башни.

Царь остановился, словно налетев на невидимое препятствие, повернул голову к воротам, но пойти туда сам не решился.

— Меньшой, где ты там?! — подозвал он сотника. — Иди, посмотри, что там происходит?

Сын конюха стремглав помчался к лестнице, через несколько минут вернулся:

— Стрельцы московские, государь, — запыхавшись, сообщил он. — Тегиляи синие и красные. Еще полки иноземного покроя[50]подходят. Рать великая собирается. Как бы штурмовать обитель святую не посмели, — торопливо перекрестился он. — Нешто зачем силу такую собирать?

— Понятно, — кивнул царь, ощутив меж лопаток неприятный холодок. — Стало быть, сестрица до конца идтить решила. Понравилось ей на троне русском. Ну ладно, ступай.

— А не пойду, государь! — вскинулся паренек. — С тобой останусь, Петр Алексеич. Ты мой государь.

— Верю тебе, — порывисто обнял мальчишку столь же юный царь. — Верю. Ну, коли так, то и крест нам принимать общий…

— Может, сперва перекусим, Петр Алексеич?

— То правда, — вздохнул царь. — Поесть тоже надобно. Пошли, узнаем, чем братия потчуется.

На монастырь медленно опускалась ночь. Холодная мгла разрывалась тысячами и тысячами костров, раскинувшихся за стенами, и несколькими факелами, пылающими на монастырских башнях. А когда первые утренние лучи разогнали сумрак, к вратам подошел одинокий богатый боярин в соболиной шубе, крытой алым, шитым золотом, сукном; под ней виднелась столь же дорогая ферязь и свисающая с пояса длинная сабля. В руке боярин сжимал посох, коим и постучал в ворота:

— Воевода стрельцов московских, боярин Андрей Шувалов к государю нашему Петру Алексеевичу челом бьет!

Воевода отступил, дожидаясь ответа. Спустя примерно полчаса сухо загремел засов калитки, наружу через приоткрытую створку вышел Петр, в одной шелковой исподней рубахе и коричневых шароварах, заправленных в яловые сапоги. Следом протиснулся Меншиков, с силой сжимая пальцы на рукояти спрятанного пока в ножны палаша.

— Здрав будь, воевода Шувалов, — кивнул юный государь. — Реки, зачем звал?

— И ты здрав будь, государь наш Петр Алексеевич, — низко, почти до земли поклонился ему боярин. — Послала нас на тебя царевна Софья с нехорошим наказом. Однако же помыслили мы, воеводы, сотники стрелецкие да дети боярские, и так разумели. Грех великий кровь царскую проливать. Не станем мы сего позора на душу свою брать. Твою руку принимаем, Петр Алексеевич. Ты — царь наш словом Божиим, тебе и править.

Юный царь улыбнулся. Сперва неуверенно, потом широко, потом еще шире, пока наконец громко не захохотал. А затем решительно приблизился к воеводе и крепко, до хруста в костях, его обнял.