Читать книгу - "Конан и демоны степей - Дуглас Брайан"

Иногда она просила цветов, подбирая их под свое настроение: белых лилий, желтых или красных роз. И требовала, требовала писчих принадлежностей: новые чернила, новые палочки, плотный шелк, пергамент, восковые таблички. Целыми днями, закрывшись в комнате, занавесив единственное оконце прозрачным белым шелком, от которого комнату заливал молочный свет, она занималась своим делом: рисовала, рисовала, без устали рисовала — цветы, фрукты, вазы, смятые шелковые подушки.

Медха относился к новой рабыне с молчаливым почтением. Ему нравилось, как она держится. Вся жизнь этой девочки была подчинена одному: совершенствованию в своем искусстве. Ей были неинтересны сплетни и слухи, она сторонилась женщин. Как-то раз, не раздумывая, дала пощечину какой-то чумазой девице из кухни, которая заглянула к ней в покои и начала тарахтеть о нравах и обычаях хозяина этого дома.

Однажды Аксум попросила Медху задержаться.

— Сядь, — повелела девочка, указывая негру на подушки.

Слуга осторожно поставил поднос с яствами на пол и выполнил приказание.

— Ты будешь сидеть неподвижно. Постарайся не моргать, — приказала Аксум.

Щурясь и покусывая палочку, она принялась разглядывать слугу, затем быстро, несколькими уверенными штрихами набросала его портрет. Вышло на удивление похоже: глуповатый и вместе с тем внимательный взгляд, широкие губы, мягкие черты. Но в этой зарисовке было еще кое-что: девочка сумела передать свое отношение к этому человеку, недалекому, послушному, всегда погруженному в чужие заботы.

— Посмотри, — сказала она, показывая ему рисунок.

Медха покорно глянул и вдруг застыл.

— Это лицо! — сказал он испуганно.

— Это твое лицо! — торжествующим тоном добавила Аксум и сунула ему под нос зеркало. — Сравни!

Медха посмотрел в зеркало. На рисунок. Опять в зеркало. Его лоб покрылся испариной, щеки посерели.

— Что с тобой? — удивилась Аксум. — Тебе не нравится моя работа?

Слуга упал на колени.

— Отдай мне, сожги! — пробормотал он. — Ты украла мою душу!

— Я просто нарисовала твое лицо! — рассердилась Аксум, проворно убирая руку с рисунком. — Зачем ты говоришь разные глупости? Украсть душу могут только злые духи, а я — такая же рабыня, как и ты!

— Ты великая госпожа! — убежденно сказал вдруг Медха. — Я вижу, как с тобой обращаются. Я и сам с тобой обращаюсь как с великой госпожой!

Аксум грустно покачала головой.

— Ты ошибаешься. Меня купили, точно так же, как и тебя.

— У тебя есть боги, — упрямо повторил Медха, — они водят тебя за руку. На каждом твоем пальце сидит по чудесному духу. Я их видел!

— Когда?

Аксум вдруг почувствовала себя нехорошо. Как она ни храбрилась, а злые духи существуют на самом деле и шутить с ними не следует. Она провела рукой по поясу, и верные бубенцы зазвенели в ответ.

— Я видел духов! — еще раз сказал Медха, все еще стоя на коленях. — Когда ты рисуешь, когда пишешь, то на каждом твоем пальце — маленький дух!

— Откуда они берутся? — настойчиво спросила Аксум. — Ну, говори же! Из-под земли? Или сверху?

— Они — в тебе, они берутся… из тебя! — ответил слуга. — Ты — великая госпожа!

— Какие они?

Аксум вытянула руки, растопырив пальцы. Она не носила колец на руках и не признавала браслетов — украшения мешали ей работать.

Чернокожий начал перечислять, боязливо касаясь каждого из десяти тонких девчоночьих пальчиков:

— В больших пальцах живут веселые пузатые старички, лысые, с большими широкими носами. Эти старички, как и пальцы, должно быть, братья. У того, что живет в правой руке, — длинная борода, а у того, что в левой, — только усы, а бороды нет. Указательные пальцы — юные воины в островерхих шлемах, у них мечи и копья. Средние пальцы — полнотелые женщины, у каждой — по десятку юбок, по сотне ожерелий, на волосах богатый убор, расшитый жемчугом, в руках — горшок с жирной кашей. Безымянные пальцы — брат и сестра, мальчик и девочка лет десяти, озорные и веселые, в красивой одежде, они всегда смеются. А мизинцы — прекрасные младенцы, улыбающиеся во сне. Вот таковы твои десять духов, госпожа, и я не лгу! Аксум закрыла лицо руками.

— Ты испугал меня, Медха! — сказала она глухо. — Неужели все это правда? Почему же я никогда их не видела?

Слуга медленно покачал головой:

— Не мое это дело — видеть духов, на это есть ясновидцы, но ты, госпожа, полна света. Не видеть этого может только слепой!

— Неужто все люди слепы?

— Не все! — убежденно сказал негр. — Тот, что привел тебя сюда, — он не слеп! И наш господин, Церинген, — он тоже видит. Он несчастен, но добр…

— Добр? — оскалилась девочка. — А тебе известно, как он издевался над своими наложницами? Ты знаешь, какую страшную жизнь вели эти женщины, эти бесправные рабыни, которые были в его власти?

— Но ведь и они страшно поступили с ним, госпожа!

— По заслугам, — фыркнула девочка.

— Не говори так, — слуга трясся от страха, — не следует так говорить! Люди жестоки друг с другом, но наш господин — он теперь добр. Он добр к тебе и ценит твой дар.

— Это правда, — смягчилась Аксум. — Встань наконец с колен! Меня это раздражает.

Медха, помедлив, поднялся.

— Ты отдашь мне рисунок? — спросил он.

— Забери, — она махнула рукой. — Не показывай никому, пожалуй. Думаю, ты прав — люди увидят в этом опасность.

Медха спрятал рисунок под одеждой на груди и вдруг радостно улыбнулся, сверкнув зубами.

— Ну вот, теперь моя душа снова на месте!