Читать книгу - "Мы из тайной канцелярии - Дмитрий Дашко"

Перед тем как уйти, человек вдруг устраивает непонятный и, главное, обидный спор по какому-то зряшному поводу, ругательно проходится по родине Жанпьеро. Повар делает вид, что проглотил обиду, но она клокочет у него внутри, рвётся наружу, как лава из разбуженного Везувия.

Чтобы успокоиться, повар наливает себе вина («Ньемного, сударь, всего чють-чють»). Однако первая порция не помогает, наоборот — разжигает костёр обиды. Жанпьеро тянется за бутылкой. Всё!

Кровь застит ему глаза, начинается знаменитый срыв, к периодичности которых в доме уже привыкли.

Он яростно ругается, гонит прислугу прочь, сбрасывает кастрюли на пол, топает ногами и кричит. Жанпьеро плохо: он одинок в холодной России, устал, кругом грубые люди, которые никогда не ходили в театр, не слышали оперы. Здешнее солнце не греет, морские просторы суровы и не ласкают взор, кругом сплошные болота, никто не понимает его тонкой натуры!

Он зол и страшно обижен: за себя, за свою родину. Корит себя за то, что поддался на уговоры и поехал в Россию, так и не сумевшей заменить ему Италию.

Я дружески похлопал его по плечу, объяснил, что не всё так плохо, что красотой Петербург не уступает Парижу, а питерские каналы так походят на венецианские. Что скоро здесь будет не просто столица, а город-сад. Мысленно я возвращался к Петербургу будущего, черпая в его облике вдохновение.

— Будет тебе и театр, и опера с балетом, — утешал я. — И натуру твою найдётся кому разделить да прочувствовать. Ты, главное, терпи, хлопчик! Будет и на твоей улице праздник.

Увлажнившиеся было глаза Жанпьеро подсохли, робкая улыбка выступила у него на лице. Ещё немного, и он хохочет. Мешая русские и итальянские слова, что-то рассказывает о своих победах над прекрасными русскими феминами («а ведь тот ещё ходок», — думаю я), грозится устроить пир на весь мир и угостить меня таким яством, о котором во всех европах никто и слыхом не слыхивал.

Он снова начал вытягивать губы и издавать звуки поцелуев.

Мы расстались практически друзьями.

По дороге я отправил мысленный отчёт Ивану.

«Неужели он?» — удивился предок.

«А что — сразу не подумаешь?»

«То-то и оно, что не подумаешь».

У нас есть подозреваемый, и поступки его начали укладываться во вполне логичную схему. Неясным оставалось только одно — мотивы, которые им двигали.

Было уже понятно, что пропажа драгоценностей тут ни при чём, и вряд ли убийство можно объяснить ревностью. Это что-то другое.

Встретившись с Иваном, провел блиц-совещание. Мы прикинули возможные варианты: спешка в нашем деле не нужна. Поскольку не было определённости, в какую грязную игру мы вляпались, решили быть осторожными до предела.

Можно голубчика взять под микитки и отвезти в Тайную канцелярию. Там, на дыбе, под «ласковым» взором ката, от которого кровь стынет в жилах, он, безусловно, сознается. В России восемнадцатого века со сбором доказательств все было просто. Но пытки есть пытки. Человек запросто может взвалить на себя чужую вину или оговорить непричастных. А это никому не нужно, в первую очередь мне.

К тому же предполагаемый убийца может оказаться звеном невидимой цепочки. Об этом прямым текстом дал понять Иван. Я с ним согласился: чуйка у парня будь здоров.

Мы провели дотошный опрос прислуги барского дома, делая вид, что записываем показания. Опросили и того, кого считаем главным подозреваемым.

Глядя на его спокойное невозмутимое лицо сложно было понять, догадывается ли он о том, что у нас на прицеле.

Через несколько часов, изрядно устав и утомив других, объявили:

— Всем спасибо! Все свободны!

Мы покинули особняк Трубецких. За воротами уже ждали возбуждённые канцеляристы: Хрипунов и Турицын. За ними сгонял прикреплённый за нашей «летучкой» кучер и привёз минут двадцать назад.

Я объяснил диспозицию. Мы спрятались в разных местах, стараясь держать все входы и выходы под присмотром.

Визитом к повару-итальянцу я наверняка растревожил убийцу. Жанпьеро не производил впечатление человека, способного держать язык за зубами. Значит, обязательно проболтается.

Посмотрим, как поведёт себя подозреваемый. Если покинет дом, мы незаметно последуем за ним.