Читать книгу - "Последний императорский отбор - Александра Плен"

Утром я была как на иголках. Встала рано, натянула брюки из плотной ткани, здесь ее называли джинсовой, белую хлопковую рубашку. Заказала у Исы что-то типа теплого полушубка, я помнила, как холодно в горах. Мини-ателье выдало мне короткую курточку, почти невесомую, толщиной около трех сантиметров. Я рассеянно покрутила ее в руках.

– Внутри воздух, что ли?

– Нет, – отозвалась Иса, – специальный теплоизоляционный материал.

Как бы я хотела привезти домой хоть что-то полезное из этого мира. Подумала и сразу же громко фыркнула – пришлось бы заказывать грузовой аэрокар, полезного было много. И эти брюки – очень удобные и практичные, и балетки на толстой подошве, называемые кроссами, и невидимое белье из тонкого прочного кружева, которого нет у нас дома. А про живую ткань вообще молчу, она была чудом, недоступным для нашего мира. Когда-то, еще в начале наших свиданий, я поинтересовалась у Милу, как ее создают и чем она отличается от обычной ткани.

– Это же разработка вашей семьи? – Мы сидели в очередном ресторане и делали вид, что общаемся.

– Да… – ответил тогда Милу. – Давняя и очень удачная. Сейчас все ею пользуются. Во-первых, она подстраивается под фигуру и температуру окружающей среды. В ней не будет ни жарко, ни холодно. Во-вторых, не пачкается, а главное… – я заинтересованно уставилась на то, что Милу взял столовый нож в руки, – она защищает от мелких ранений.

Милу резко воткнул нож в предплечье, тот отскочил от ткани. На ней не осталось даже пятнышка от жира, в котором нож был вымазан.

И тогда я поняла, что меня поразило, когда я впервые увидела лорда в кабинете деда, – то, что костюм сидел как влитой. Я еще подумала, как мужчина ходит в туалет – не было видно ни пуговиц, ни защелок, ни даже соединительной полоски, какая была у меня в комбинезоне, который дал наблюдатель на Аяксе.

За час мы добрались до гор. Милу включил какую-то кнопку на панели, пояснив, что аэрокар станет невидимым для дронов. Нам не нужны гости. Белесую высокую стену я увидела издалека. Она огибала гору и накрывала куполом виднеющуюся в глубине крепость. Меня начало мелко потряхивать, словно я опять оказалась на берегу мерзлой реки, бредущая в никуда по морозу. Дрожащие пальцы накрыла теплая сильная ладонь.

– Мы справимся, – тихий голос Милу помог взять себя в руки.

Аэрокар сел недалеко от барьера. Я выскочила из двери и побежала вперед, остановившись у самой кромки. Где ты, Амедал? Что делаешь? О чем думаешь? Крепость сливалась с гранитной глыбой, врастая в нее, не давая рассмотреть ни маленькую дверь у самой земли, ни узкое окно на третьем этаже. Если бы я не знала точно, где они находятся, ни за что бы не разглядела. Милу подошел и встал рядом. В своей руке он держал небольшой стальной цилиндр для образцов. Открыл крышку и протянул мне, одновременно проводя рукой по барьеру, пытаясь просунуть пальцы внутрь.

– Действительно, непроницаема для людей, – рассеянно пробормотал он, – ни разу не стоял так близко. Видел лишь издалека. Недалеко от столицы есть вход в мир Тарус, он тоже закрыт. Купол там гораздо меньше, метров сто в диаметре.

Вдруг я увидела белый плотный листок, лежащий на земле с той стороны. Я шагнула ближе, пересекая границу и прочитала: «Твои родители у меня, Зои. Поспеши». Всхлипнув, я отскочила назад и попала в объятия Милу.

– Что случилось?

– Он написал записку, папа, мама у него в крепости. – Я обернулась и подняла голову, всматриваясь в хмурое красивое лицо жениха.

– Значит, поторопимся, – сдержанно произнес он, – набирай вещество.

Я протянула руку с цилиндром и зачерпнула белесого тумана. Милу взял контейнер и захлопнул крышку. Мы пошли назад к аэрокару. Со мной творилось что-то непонятное, глаза были на мокром месте, внутри жгла невыразимая благодарность. Хотелось обнять липового жениха, крепко прижаться, сказать спасибо. Даже за эту его сухость, собранность, некоторую отстраненность. За то, что своими приказами не дает погрязнуть в панике.

– Я завезу тебя и сразу же отправлюсь в лабораторию, – произнес он, поднимая машину в воздух, – останусь в Край-Верее, пока не создадут генератор поля и что-то другое, способное убрать барьер.

– Спасибо, – я не удержалась и потянулась к нему. Прижалась губами к гладкой щеке. Он повернулся и поймал мои губы в коротком поцелуе.

– Мы обязательно найдем выход. – Сейчас он давал уверенность даже своим голосом, спокойным и хладнокровным. – Я, наконец, вспомнил, что значит быть мужчиной. За тысячи лет эти знания выветрились не только из памяти, но и из наших генов. Мужчина должен оберегать свою женщину. Защищать ее, помогать ей. По крайней мере так написано в древних легендах, – добавил в кривой усмешкой. Каждое слово отзывалось внутри теплом и странной щекоткой.

Я улыбнулась в ответ, подумав, что даже в древних мирах далеко не все мужчины так считают. Милу включил автопилот, взял меня за талию и рывком пересадил к себе на колени. Крепко обнял, прижав мои ледяные ладони к своей груди. Ласково коснулся губами уголков глаз, кончика носа, бровей, обводя их контур губами. Я, как безвольная кукла, позволяла делать с собой все. Мне было так хорошо и спокойно, словно я освободилась от тяжелейшего груза, переложила проблемы на плечи Милу и в этой войне уже не одна.

– Я постоянно думаю о тебе, – прошептал он мне в висок. – Вспоминаю лицо, взгляд, анализирую каждое слово. Как это называется, Зои? Симпатия, одержимость, влюбленность? Как? Скажи мне.

Не хотелось отвечать. Потому что, если отвечу, придется признаться и в своей симпатии, в своей одержимости. А я мало того, что замужем, еще с кучей проблем в виде шантажа, неадекватного мужа, отсталого мира, барьера, который снимать, в общем-то, противозаконно. Я просто подставляла ему губы, позволяя себя ласкать, цеплялась за плечи, стараясь взять у Милу хоть немного его уверенности и твердости. И мне было так хорошо, как не было давным-давно ни с кем.

Можно ли час целоваться? Оказывается, можно. Конечно, я чувствовала его возбуждение, я же не маленькая девочка. Но Милу ни словом, ни взглядом не дал понять, что хочет сейчас чего-то большего. Я знала физиологию мужчин. Даже пару раз видела эту самую физиологию вблизи. Первый раз у графа Кауза в конюшне, второй – в эскапе. Но знать и ощущать возбуждение от конкретного во всех смыслах притягательного мужчины, разные вещи. Внизу живота появилась ноющая тяжесть, тепло пульсирующими волнами растекалось по телу. Смутно хотелось чего-то большего, острого, жгучего, даже болезненного, отдаться умелым рукам и ни о чем не думать…