Читать книгу - "Королевская кровь. Стальные небеса - Ирина Котова"

– Главное, чтобы были у нас эти шесть лет, – сказала я сестре. – Закончится война, и я готова хоть каждый день к ней в гости ходить, лишь бы они были.

Василине я позвонила сама вечером после разговора с Ангелиной. Василина, уставшая, по-прежнему мягкая и деликатная, словно и не прошла она сквозь горнило недр Туры и не совершила невозможное, выслушав мои сбивчивые «Я так рада, Васюш» и «Как мы ждали твоего возвращения», проговорила:

– Наконец-то я тебя услышала. Я так хочу тебя увидеть, обнять, Мариш… Мне так жаль… – и после этого мне захотелось бросить трубку и закричать. Но я, вытирая со щек мгновенно покатившиеся слезы и с трудом подбирая слова, спросила, как дети восприняли ее возвращение и позволяет ли Мариан ей отойти от себя хоть на шаг.

– Мне кажется, он тебя цепью к себе приковал и больше никуда не отпустит, – неловко пошутила я и была спасена. Это был самый верный способ Василину переключить – и потом я долго, сжавшись в кресле в гостиной, глядя в темноту за окном и слабо улыбаясь, слушала ее усталый голос. Сестра рассказывала про племянников, про Мартинку, которая сильно выросла и начала ходить без мамы, – тут голос ее дрогнул и я поняла, что она тоже плачет. И про Мариана, который осунулся, стал угрюмее, и теперь во дворце его побаиваются даже больше, чем раньше, – здесь она заговорила тише и с нежностью, хотя Байдек обычно выходил на наших девочкиных разговорах, давая нам наоткровенничаться всласть, – и который действительно теперь почти не отходит от нее ни на шаг; про огромного огнедуха, который живет в недрах под Рудлогом и так одинок, что она обещала навещать его, и про ее пребывание под землей, и про покушение, и про то, что поймали Львовского, который меня доставлял до убежища заговорщиков…

Мне его не было жаль – они мучили и пугали Катю, и так натерпевшуюся от мужа. Так что поделом.

А вот известие о том, что наша Алина теперь замужем, и вместе со своим защитником должна помочь вернуться на Туру богу, так ошарашило меня, что я даже вышла из своего тоскливого оцепенения и не сразу нашлась, что сказать.

– Знаешь, если этот Тротт ее вернет, я думаю, он достоин стать ее мужем, даже если она откажется расторгать брак, – наконец мне удалось сформулировать то, что я чувствовала. – Но на самом деле, главное – чтобы вернулись. А там разберемся. Ведь если ничего не напутал ее друг и лорд Тротт действительно ведет на Туру Черного Жреца, то замужество – это вообще мелочь. Ты можешь осознать, какая роль ей отведена? Ведь фактически от них двоих зависит судьба Туры. Получается, все это происходит, потому что один из наших богов был в другом мире? И если он будет здесь, то и война закончится?

– Вот и Ани говорит, что все решаемо, – грустно ответила Василина. – А еще говорит, что Владыка Четерии стоит армии и обязательно поможет им… Осталось их дождаться, Мариш. Как это тяжело… я постоянно себя виню: ну почему я не смотрела на ее ауру, почему не замечала странностей, которые с ней творятся, не относилась с должным вниманием к ее снам… возможно, я могла бы предотвратить тот ужас, что с ней произошел в том мире. Даже при том, что я понимаю – это все предопределено, она должна была туда попасть, и она нужна… но все же… если бы можно было вернуться назад и сделать все по-другому. Понимаешь?

– Да, – сказала я, чувствуя, как снова слезы текут по щекам. – Я понимаю.

Могла ли и я сделать все по-другому, или и у нас с Люком все было предопределено?

Поля же позвонила на следующий день после разговоров со старшими и обрадовала меня тем, что срок ее бодрствования резко увеличился до шести часов и с тех пор продолжает потихоньку расти.

– А когда это произошло? – заторможенно спросила я, запахивая от ветерка ворот пальто: Пол застала меня звонком около четырех вечера, когда я вышла в парк после последней на этот день операции подышать воздухом и шагала по сухим уже дорожкам в сопровождении охраны, внимательно глядя под ноги – змеи то и дело продолжали попадаться на пути.

– Два дня назад, восьмого числа, – сообщила Полина с любопытством. – А что?

– Я как раз вколола последнюю иглу, – объяснила я, стараясь не думать, что в этот день погиб Люк. – Значит…

– Наверное, когда иглы закончатся еще у кого-то, я буду в человеческом облике с полудня до полуночи, – восторженно перебила меня сестра. – Игорь Иванович сказал, что у него осталось двадцать, у Демьяна – тридцать три… Про Тайкахе не знаю, но вряд ли больше. Значит, месяц-полтора – и я уже совсем вернусь.

– Ты часто общаешься со Стрелковским? – от Полиной бойкости хотелось жмуриться и мотать головой, но я пересиливала себя.

– Несколько раз созванивались, – призналась Полина. – Я все еще чувствую себя очень странно, Марин, но мне интересно с ним говорить. И важно. Он много рассказывает про маму того, чего я не знала или не помнила. Сказал, что когда она бывала взвинчена, то походка у нее становилась точь-в-точь как у меня в спокойном состоянии, широкой, стремительной, – она тихо засмеялась, и я грустно улыбнулась в ответ. Я это прекрасно помнила.

– Расскажешь мне потом, что еще он говорил? – я остановилась, пропуская шустрого ужика. Покачала головой: куда они ползут, интересно? Правда, на людей они не нападали до странностей – Кэтрин, моя акушерка, ухитрилась наступить на хвост ползущей гадюке, но та даже головы не повернула, лишь зашипела и стала дергаться в ту сторону, куда ползла. И уползла с миром, когда Кэтрин отскочила.

– Конечно… Марина, – нерешительно позвала Пол после паузы, и я поняла, что последует дальше. Она до этого не жалела меня, не высказывала соболезнований, и мне было просто говорить с ней о вещах отвлеченных. – Марина, – повторила она и перевела дыхание, и я снова зажмурилась, мысленно умоляя ее не продолжать. Но она меня удивила. – Я знаю, что ты чувствуешь, – проговорила она с трудом, и голос ее вдруг показался другим, словно моя Поля вдруг стала гораздо старше меня.

Я, так и не двинувшись с места, глубоко вздохнула – перед глазами на мгновение все поплыло. А Полина что-то говорила в трубке, говорила… и я, когда вновь обрела способность слушать, так и простояла в оцепенении с прижатой к уху трубкой под двигающимся по небосклону солнцем, то и дело выхватывая взглядом ползущих к морю змей.

Поля действительно все знала о том, что творилось со мной, разве что удушающего чувства вины в ней тогда не было. Слово за слово она рассказывала мне то, что случилось с ней в ночь после свадьбы и дальше, и я слушала ее, затаив дыхание – так страшно мне было из-за того, что она пережила, так ужасно, что никто из нас не знал об этом, не догадывался о глубине кошмара, в котором она оказалась. Она не договорила – раздался стук трубки, медвежий рык, но мне было достаточно и того, что я услышала, чтобы на время забыть о своем горе. Я знала, что ей в дни после свадьбы было трудно и плохо, но не представляла, насколько. Как же часто мы живем, и не подозревая, какую боль несет в душе близкий человек, какие демоны раздирают его изнутри.

Разделив со мной тот свой груз, Полли каким-то странным образом притупила и мою боль. Наверное, это как тушение пожара встречным палом: отчаянию просто неоткуда брать пищу, когда выжжено все.