Читать книгу - "Ничего святого - Александр Зорич"

Мелика мазнула пальцами по мордашке. Еще раз мазнула. Порядок.

– А что, разве бывают серые цветы? – спросила она.

– Сто пуд!

– И где тогда они растут?

– В полях. Таких, как наше Поле. Там, где была битва. – Гита понизила голос. – Серый Тюльпан вырастает в том месте, где умер человек, который подумал о цветах перед самой-самой смертью.

– Как-то непонятно это. – Мелика лениво зашвырнула в воду голыш.

– Что тут непонятного? – взвилась Гита. – Вот тебя проткнули мечом. Так?

– Так.

– И ты умираешь. Представила?

– Представила.

– И кишки у тебя вываливаются наружу, такие коричневые.

– Блуе-е… – Мелика закатила глаза, перегнулась пополам, вывалила черный от семечковой гари язык и спазмически дернулась – словом, сделала вид, что ее сейчас стошнит. Она научилась этой ужимке у Гиты и втайне ужасно гордилась тем, что смогла превзойти наставницу.

– Ну ладно. Кишки – это не обязательно, – с авторитетным видом заверила подругу Гита. – Главное, ты знаешь, что сейчас умрешь. Представила?

– Ну.

– О чем ты будешь думать?

Мелика гадательно закусила нижнюю губу и засопела, подыскивая ответ.

– Ну… Буду звать на помощь…

– Бесполезно!

– Тогда про папу. Или лучше стану думать, что сейчас я усну. А проснусь уже там, где бабушка. Или буду вспоминать, как тот благородный гиазир катал нас в своих санях с колокольчиками. Помнишь?

– Да помню! Я не про то! – Гита досадливо махнула рукой и добавила: – Вот у таких, как ты, Серый Тюльпан в жизни никогда не вырастет! Никогда!

– Это еще почему?

– Потому что ты – приземленная! А Серый Тюльпан вырастает только рядом с теми, кто думал о тюльпанах.

– И что с того? Что с того, что тюльпан вырастает – подумаешь, радость какая! – Мелика сделала плаксивое лицо, ей стало обидно, что Гита, ее Гита, говорит о ней так пренебрежительно. – Да оно и некрасиво – серый цветок!

– При чем тут «красиво»? Серый Тюльпан может оживлять мертвых, – со значением сказала Гита и пристально посмотрела на Мелику. – Это мне сказал Лид.

– Враки.

– Никакие не враки.

– Не верю!

– Ну и коза. Ты лучше подумай, что, если правда? Лид говорил, что Серый Тюльпан – это дар. Дар Матери Трав тому, кто вспомнил о ее детях перед смертью. Может, ты и в Матерь Трав не веришь?

Мелика закинула в рот целую жменю семечек и принялась сосредоточенно их перемалывать. Матерь Трав была покровительницей ее рода. И имя «Мелика» означало в древности «росистая». Росистая трава, надо полагать.

– И как его достать – Серый Тюльпан? – спросила наконец Мелика.

– Для этого нужно пойти в Поля на следующий день после битвы. И найти цветок. Лид говорил, что всегда, всегда есть человек, возле которого такой цветок вырастает. Всегда!

– Так почему твой Лид сам туда не пошел? Ему что, такой цветочек не требуется?

– Потому что нужно, чтобы человек был нецелованный.

– Как это – «нецелованный»?

– Тьфу ты! Нужно, чтобы его никто никогда не целовал. И он чтобы никого.

– А мама считается?

– Мама не считается.

– Тогда все равно не понимаю, почему Лид сам в Поля не ходит.

– Потому что он целованный, дурочка ты с переулочка. – Гита дернула Мелику за тощую косицу.

– Ты же сказала, что ему женщины не нравятся! Кто же его тогда целовал?

– Мужчины. Что тут непонятного?

– Тю. – Мелика рассеянно сплюнула колючий шарик лузги, он ляпнулся прямо между ее босыми ногами.

– Все равно – Лиду нельзя. А нам – можно!

– Подожди-ка… Ты же говорила, что тебя тот благородный гиазир целовал?! – Мелика требовательно прищурилась.

– Ну… говорила.

– Соврала?

– Вроде того.

– Фу, какой страшный. – Мелика противно скривилась, указывая на мертвого молодого лучника.

Голова вояки со зверски выпученным красным, оплывшим глазом была аккуратно отделена от тела при помощи варанского меча хорошей заточки и лежала сравнительно близко от туловища, ухом вверх. Туловище и голову разделяло пол-локтя пустоты, но Мелике на секунду померещилось, что у молодчика длинная невидимая шея.

– Этот еще страшнее. – Гита ткнула носком сандалии зарывшегося лицом в пыль толстяка. Его не защищенная доспехами спина была нещадно исполосована рублеными ранами, как подсохшая на солнцепеке лужа – тележными колесами.

Сандалия расклеилась еще больше, и ее носок стал похож на широко распахнутый клюв утенка. Гита наклонилась, чтобы этот клюв прикрыть. В ноздри ей ударил резкий аммиачный запах.

– Еще и описался тут…

– Папа говорил, это всегда так, – вздохнула Мелика.

– А откуда он знает?

– Он в солдатах был.

– Князь обрил?

– Не-е. Нанимался в дружину баронов фальмских.

– Небось денег заработал?

– Небось. Только они с дядьями все по дороге пропили.

Мелика ненадолго примолкла, присев на корточки над раздетым до подштанников щуплым благородным гиазиром с длинными кудрями цвета спелой пшеницы.

Гиазир лежал среди декадентских кустов прошлогоднего репейника в некотором намекающем на занятную батальную коллизию отдалении от основного скопления трупов. Ветер играл с его роскошной гривой в свои некрофилические игры.

Судя по тому, что на теле павшего было не различить смертельной раны, одни только синяки и ссадины, гиазир свернул шею, свалившись с ополоумевшего от страха коня. А уж потом дергачи помогли ему избавиться от платья.

Затем Мелика рассматривала татуировки на полном, мускулистом предплечье пехотного сотника: паук сладострастно смокчет мушиную кровь, ворон с аппетитом завтракает волчатиной, морская гидра душит в объятиях грудастую купальщицу с безобразно оттопыренными сосками. Еще были многообещающие короткие надписи. Впрочем, Мелика была неграмотной, и насладиться глубиной философских обобщений, записанных на мертвом теле, ей не удалось.

– А что я нашла! – гордо провозвестила из кустов Гита. Ее карие глаза сияли.

– Покажь?!

– Вот!

– Меч? Ничего себе!

– Да ты прицени какой! – Зашуршала трава – это Гита, надув от натуги щеки, выволакивала из кустов настоящий полуторник. Преувеличенно массивное яблоко меча было облеплено зелеными гранатами разной величины и формы. Лезвие меча – чистое, незазубренное, неоскверненное – дало на солнце ослепительный блик.