Читать книгу - "Алая заря - Саша Штольц"

решила, что топтаться на морозе уже не нужно, и всю компанию пригласила домой — баба Валя, поворчав, дала на это добро. Кристина напоила Соню кровью, а она в свою очередь напоила всех чаем и угостила испеченным тортом.

Тимур Андреевич, узнавая об этом, неодобрительно хмурился, но молчал.

Соня заметила, что поток его дурацких и иногда обидных комментариев понемногу начинал иссякать, а истории из своей жизни он рассказывал уже совсем редко, предпочитая рисовать под песни Магомаева.

В последний раз Соня выяснила, что за двести сорок восемь лет он был женат трижды.

— Вы упоминали любовь как важную часть жизни, — спросила тогда Соня, стоя перед пустым холстом и не зная, что изобразить. — Вы любили?

Она пожалела о том, что спросила, потому что, увидев посеревшее лицо и застарелую боль в чужих глазах, не смогла и слова вымолвить. И наконец поняла, почему этот человек, проживший много-много лет, так долго и упорно искал смерти.

Тимур Андреевич похоронил не только своих жен, но и детей с внуками. От правнуков после второй жены он уходил и за дальнейшим ростом своего генеалогического древа не следил. Он знал, что у него большая семья. И что все они умрут раньше него.

Соня не знала, что сказать.

Ее тоже это ждало, но будущее казалось таким расплывчатым и далеким даже для смертных деда и мамы. И даже для старой бабы Вали!

— Ты сейчас слишком молодая, чтобы вообразить себе, насколько много лет у тебя впереди, — объяснил Тимур Андреевич. — Ты не поймешь.

— Но я понимаю.

— Нет.

С того разговора Соня начала замечать, что что-то происходит, и чувствовать беспомощность.

Ей потребовалось поразительно много времени для того, чтобы догадаться, в чем дело. Она смотрела на Тимура Андреевича в мучительном ожидании объяснения, но он прятался за мольбертом, не желал ничего долго обсуждать, закрывался и уходил в свои мысли.

Он отдалялся от нее. Отдалялся, даже находясь с ней рядом в одной комнате.

Она же ему не надоела? Ему же не было все равно?

Конечно, он всегда был вредным стариком. Она видела все его строгие выражения лица, лишь изредка заслуживала его похвалу, чаще получая в свой адрес кучу бранных слов. Она выслушивала все его порицания и обижалась на неприглядную правду, но добродушно сощуренные глаза и легкую улыбку в свою сторону не упускала никогда. Он привязался к Соне так же, как учитель привязывается к своим ученикам. Уж она-то о таком знала не понаслышке.

Она набралась смелости спросить напрямую только в конце февраля, но не потому, что умирала от любопытства и желала поскорее узнать причину его поведения. Она ее уже знала, поэтому ей требовалось только страшное подтверждение.

Тимур Андреевич ответил и замолчал, давая Соне время, и тишина густела в воздухе и тяжелела, закладывая уши и накрывая удушливым осознанием.

— Нет, — выдавила Соня.

Тимур Андреевич тяжело вздохнул, будто на последнем издыхании. Его веки дрогнули.

— Вы не можете так со мной поступать, — добавила Соня, так и не увидев понятной реакции.

— Это ты не можешь так со мной поступать, — сказал Тимур Андреевич. — Эгоистка.

Слова прозвучали с непривычным спокойствием. Обычно он с упреком кидался незлобными прозвищами или называл ее дурочкой, упрямицей или как-то в этом роде, но сегодня Соня поймала в этом слове оскорбление.

— Это не так! — принялась защищаться она. — Я думаю прежде всего о вас!

— Ни черта ты не думаешь обо мне. Если б думала, давно бы поняла и отпустила.

— Я понимаю…

— Не понимаешь.

— Я понимаю! — с нажимом повторила Соня. — Но я не могу лишить вас жизни! Нельзя… нельзя уходить. Вы стали человеком, и ваш срок еще не пришел.

Тимур Андреевич даже не посмотрел в ее сторону, чтобы как обычно одарить своим фирменным взглядом, от которого она всегда чувствовала себя несмышленым ребенком. Но Соне он и не понадобился, потому что она и без него почувствовала себя глупой, так как не могла придумать достойные слова для объяснения, почему просить о смерти неправильно. Не молодой девчонке убеждать старика, которому скоро стукнет двести сорок девять, в том, что жизнь — это бесценный подарок. Для такого возраста уже точно не бесценный, так как срок годности, вопреки всем законам природы, у него давно вышел.

Она действительно думала, что понимает Тимура Андреевича. Кроме нее, его в этой жизни ничего уже не держало. Но понимание не равно принятию.

— Мне ведь теперь не плевать, — тихо сказала Соня. — Вы ведь сами меня учили, постоянно звали в гости и рассказывали истории. Зачем привязывали к себе?..

Когда она озвучила вопрос, ответ тут же сам пришел ей в голову.

Она ненавидела этого человека всей своей проклятой душой за то, что он разрушил ее жизнь, превратил в чудовище и принес ей столько проблем. Но она с горечью и досадой осознавала, что тоже привязалась к нему сильнее, чем должна была. К этому противному, ворчливому старику, который учил ее жить и пытался направлять так, будто стремился занять роль не просто наставника. Отца.

Дети не всегда любят своих родителей и никогда не забывают допущенные ими ошибки. Однако все равно плачут на их могилах.

— Репетицию мне устроить решили?

Он не ответил, и Соня в порыве злости размазала всю краску, нанесенную на холст в одно сплошное пятно неопределенного цвета.

— Я ведь… я ведь могу приказать вам. С вами связь не разрывается, как с остальными укушенными. Так что я могу…

— Неужели ты посмела сказать это, — медленно моргнув, проговорил Тимур Андреевич.

Соне тоже не верилось, что она посмела сказать это. Она обещала себе больше никогда не пользоваться своими отвратительными способностями. Особенно по отношению к нему.

— Вы не оставляете мне выбора, — прошептала она.

Волна стыда, обрушившаяся на нее уже не была такой же стремительной и мощной, какой представлялась в детстве, когда она подводила взрослых и заставляла их испытывать разочарование. Но она окатила Соню, ложась на плечи непосильной ответственностью и оголяя нервы до такой степени, что глаза начали слезиться от не дающего дышать кома эмоций в горле.

Тимур Андреевич не удивился. Наверное, она оправдала его ожидания. Худшие, разумеется.

— Я хочу умереть, — произнес он.

— Нет.

— Я уже не живу. Я хочу на покой.

— Мы найдем вам другой смысл жить.

— Мне не нужен другой смысл жить, Софья. Я был счастлив. Я был несчастлив. Я имел семью, я похоронил семью, я побывал везде, я видел все. Я попробовал все.

Он бросил кисть на подставку, прекращая рисовать.

— Вы не могли попробовать все, — возразила