Читать книгу - "Ищущий Битву - Владимир Свержин"

– Спасибо, Тео. Ты принес хорошие новости. – Я дал ему динарий и направился к выходу.

«Что ж, превосходно. Адъютанты летят с пакетами, взметывая клубы пыли из-под копыт своих горячих скакунов. Фланговые части вступили в соприкосновения с противником, фланкеры[33]уже завязали перестрелку. Трубы трубят, барабаны бьют атаку, знамена реют над полками. Самое время и нам отправляться на рекогносцировку[34]».

Фон Тагель ждал меня во дворе, гарцуя на своем прекрасном жеребце, демонстрируя добровольным зрителям свое мастерство владения конем.

– Вперед! В путь, мой друг! – Он радостно тронул поводья, пуская коня в галоп. Я пришпорил Мавра, и наш маленький отряд стремительно помчался по улице, распугивая бродячих собак и заставляя прохожих покрепче прижиматься к стенам домов.

Не могу точно сказать, сколько часов продолжалась наша прогулка. Начало смеркаться, желудок неумолимо отстаивал свои права, а благородные животные, утомленные скачкой по окрестным холмам, сквозь лесные чащобы и кустарники, тяжело дышали, вздымая, подобно кузнечным мехам, свои лоснящиеся бока. Мы спешились и повели коней в поводу.

– Здесь поблизости ручей. Надо бы напоить коней. Да и искупать их не мешало бы, – заявил Михель, хлопая по крутой шее своего гнедого жеребца. Тот благодарно мотнул головой и тихо заржал.

Спустя еще полчаса я сидел на поваленном дереве и чистил прутиком свои сапоги, покрытые толстым слоем грязи. Пока мы брели сюда, я умудрился провалиться в какую-то промоину, наполненную многолетним запасом превосходной глиноземной грязи, и теперь в полной мере мог развлекаться чисткой своей обуви.

За время нашей прогулки я вполне увидел то, что хотел увидеть. Пытаться каким бы то ни было способом пробраться в Трифель, минуя ворота, было безрассудно. Конечно, в качестве крайнего случая можно было рассматривать и этот вариант, но только на крайний случай.

Обрывистые склоны Шарфенберга и бурное течение реки мало располагали к активным наступательным действиям.

– О чем задумались, мой друг? – Фон Тагель, пользующийся свободной минутой, чтобы преподать урок фехтования Клаусу, переводя дух, подошел ко мне. – Кстати, должен вас поздравить. Ваш Малыш Эд – просто чудо. Давно уже мне не доводилось видеть таких ловких бойцов. Он заставил меня попотеть, да что там – он просто загнал меня. А этот удар! Я восхищен! Это что-то невероятное! Думаю, что недолго ему еще ходить в оруженосцах.

Я кивнул головой:

– До первого подвига.

Граф уселся рядом со мной на ствол, тяжело дыша и разминая утомленные руки. Наши кони мирно паслись на лужайке, отдыхая после дневных галопов, и чутко прядали ушами, как будто внимая вечерним песням лесных птиц.

– Кстати, Михель. Вы, как я полагаю, знаете о каждом из собравшихся в Трифеле немало интересного. Что вы можете рассказать о дуайене[35]зачинщиков?

– Карл Дитрих фон Брайбернау? Неужели вы о нем ничего не слышали?

– Почему. Слышал, конечно. Особенно в Святой Земле.

– Да! Там мы хорошо себя показали. Должен вам сказать, что лучшего командира, чем он, и пожелать грешно. Он любит своих воинов, как родных детей, и печется о них, как о детях. Он всегда первый в атаке и никогда не отойдет ко сну, не убедившись, что последний из его воинов накормлен и устроен.

– Да-да. Это мне известно.

– Так что же вас интересует?

Я пожал плечами:

– Сам не знаю. Что он за человек?

– Превосходный человек. Знаете, когда он возвращался из Святой Земли, на корабль, на котором он плыл, напали галеры берберийских пиратов, и Карл Дитрих был взят в плен.

Я вздрогнул…

…Галеас «Солнце Венеции» пылал, подожженный с носа и кормы горшками с греческим огнем. Три берберийские галеры, намертво вцепившись в борт нашего корабля, волна за волной обдавали нашу палубу десятками полуголых людей с кривыми мечами и кинжалами в зубах. Они во множестве валились на палубу, пронзенные стрелами, омывая ее потоками липкой крови. Я уже не мог сосчитать, сколько раз мой клинок входил в податливую человеческую плоть и очередное мертвое тело валилось к моим ногам. Сейчас же на месте убитого появлялись два новых разбойника, оглушительно визжа и размахивая оружием. Круг защитников галеаса становился все уже. То один, то другой христианский воин валился на палубу, оскальзываясь в крови и моментально превращаясь в кровавое месиво.

– Прикрой меня, Огюст! – Седовласый рыцарь в серебристой кольчуге могучими руками подхватил двуручный топор и обрушил на стоявшую за нашими спинами мачту серию отточенных до совершенства ударов. – Сейчас им будет не до нас!

Мачта горела по всей высоте. Огромная рея, несшая косой парус, обрывки которого, пылая, развевались над нами, подобно перьям огненного крыла, норовила рухнуть на наши головы, разом положив конец превратностям этого путешествия.

Два оруженосца седовласого рыцаря подскочили к своему господину, прикрывая его щитами от стрел.

Стук топора гулко разносился над гибнущим кораблем, словно секундомер, отсчитывающий последние мгновения боя. Сколько нас оставалось в эти мгновения? Шестеро или семеро… Кроме тех, кто стоял у мачты.

Вот один из оруженосцев выронил щит и со стоном опустился на колено. Короткая стрела с широким треугольным наконечником, одна из множества стрел, беспорядочно пущенных через высокий борт галеаса, пробила ему щиколотку, пригвоздив ногу к палубе. Стиснув зубы, юноша попытался сломать древко стрелы, но было поздно. Одна стрела, черная с алым оперением, угодила ему прямо в глаз, одновременно с ней вторая пронзила горло и воткнулась в мачту в двух пальцах от седовласого рыцаря. Тот, казалось, не замечал этого, самозабвенно работая своим страшным оружием. Звон клинков за спиной заставил его на мгновение обернуться. Четверо сарацин валялись в собственной крови, не подавая признаков жизни.

– Ты ранен? – крикнул он своему оруженосцу, бросившему щит и теперь рукой зажимающему кровавую струю, растекающуюся по пробитой кольчуге из-под прижатой к его груди ладони.

– Я убит, ваша честь. Простите меня. – И он рухнул, сжимая окровавленный меч как символ своей веры. Он упал головой в сторону врага, губами в кровь убитых им вражеских воинов.

– Проклятие! – прошептал рыцарь и вновь с остервенением принялся рубить мачту.

Две стрелы со звоном ударились об его обтянутую кольчугой спину и упали на палубу. С тем же успехом они могли пролететь мимо. Рыцарь не обратил на них никакого внимания.

– Продержись еще чуть-чуть, Огюст, уже скоро!

Я держался. Я был как последняя песня, которую нельзя было прервать, не допев. И мой меч, чье блистающее лезвие несло неумолимую гибель неверным, был последней, но неразрывной струной, ведущей мелодию этой песни.