Читать книгу - "Ночь эльфов - Жан-Луи Фетжен"

– Он словно ветер, перегоняющий песчаные дюны, – прошептал Илльтуд, глядя на огонь. – За его победами стоит какая-то сверхъестественная сила, которой никто не может противостоять. Я не знаю, кто смог бы остановить его.

Он бросил на нее вопросительный взгляд, но Игрейна не отвечала. В глазах Илльтуда был суеверный страх – то же самое выражение она видела раньше в лихорадочно блуждающем взгляде Горлуа и всех остальных, кто последовал за ними сюда, на край света… Но в них также был вопрос и даже не вполне сформулированная просьба, на которые она отказывалась отвечать. Чуть поколебавшись, Игрейна взяла священника за обе руки, чтобы заставить посмотреть ей прямо в лицо.

– Ничто не может остановить его, святой отец… Утер теперь не просто человек, и вы это знаете… Он стал кем-то другим. Кем-то вроде…

Она замолчала, но Илльтуд договорил слова, которые она не осмеливалась произнести:

– Кем-то вроде бога, не так ли? Ты тоже так думаешь, как и все остальные?

Тут Моргауза очень кстати расчихалась, что дало королеве повод не отвечать на вопрос. Игрейна встала и, подойдя к кормилице, взяла дочь у нее из рук и прижала к себе. Та протянула пухлую ручку и схватила одну из длинных белокурых прядей материнских волос, и эта игра, которая уже вошла у них в привычку, согрела сердце Игрейны.

– У меня нет никого, кроме нее, – сказала Игрейна, медленно возвращаясь к Илльтуду. – Если с ней что-то случится, если она замерзнет здесь от холода или Утер придет сюда и разрушит Тентажель, у меня ничего не останется. Помогите нам бежать. Утер не причинит мне вреда. Он защитит нас.

– Но…

Аббат запнулся, подыскивая нужные слова, сбитый с толку этой неожиданной просьбой.

– Но ведь ты королева! Если ты предашь себя в его власть, ты перестанешь ею быть!

Глаза Игрейны вспыхнули, и ей пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы обуздать закипающий в ней гнев. «Королева чего? Этого жалкого замка, открытого всем ветрам, этих трусов и беглецов, не осмелившихся противостоять Утеру?»

– Я повиновалась вам, святой отец, – произнесла она немного более резко, чем хотела, – когда вы велели мне выйти замуж за Горлуа. Если бы я отказалась, меня бы сейчас здесь не было!

– Если бы ты отказалась, ты бы умерла, Игрейна, – прошептал аббат.

– Что ж, иногда мне кажется, что так было бы лучше для меня!

Она резко отвернулась, чтобы аббат не заметил ее выступивших от гнева слез и дрожащих губ. Один Бог знает, как часто она думала о смерти, о небытии, которое прервало бы ее позорное существование. Но сегодня она в глубине души чувствовала, что лжет. Теперь у нее была Моргауза, и это была причина, чтобы жить, побеждающая ее стыд и отчаяние.

– Илльтуд, почему вы это сделали? – прошептала она. – Почему уговаривали меня выйти замуж за него?

Аббат вздрогнул, придя в замешательство от ее прямого вопроса, но решил ответить столь же откровенно.

– Потому что я обманывался.

Игрейна продолжала стоять к нему спиной, слегка покачивая колыбельку Моргаузы.

– Я обманывался, и сир Горлуа меня обманул. Я поддался тщеславию, и Господь наказал меня. Я думал, что смогу обратить Горлуа в истинную веру, открыть ему Божью любовь, но я просчитался. Он всего лишь воспользовался мной.

Илльтуд вспомнил о поспешной свадьбе и снова увидел ускользающий взгляд епископа Бедвина, которого угнетала фальшь венчальной церемонии. Но теперь Бедвин был мертв… Нет, искать убежища в могиле бессмысленно… Особенно для Игрейны.

– Бог отвернулся от нас, потому что мы оскорбили его, – сказал он. – Эта фальшивая свадьба, фальшивое обращение в христианскую веру, фальшивый король… Но никто не сможет обмануть Господа. Он все видит и все знает, и проницает сердце человеческое сквозь притворство и ложь…

Игрейна невольно обернулась к аббату, чей голос теперь звучал во всю мощь.

– Но ничего так и не изменилось, Игрейна! Этой стране по-прежнему нужен король!

– Проклятье! Я – король!

Голос Горлуа, резкий и хриплый, заставил обоих вздрогнуть. Закутанный в плащ, блестевший от растаявшего снега, сверкая единственным, налитым кровью глазом, он машинально протянул руку к поясу, но, вспомнив, что безоружен, схватил тяжелый табурет, бросился к аббату и, прежде чем тот успел сделать малейший жест, изо всех сил ударил его в лицо. Илльтуд рухнул к ногам Игрейны.

Горлуа снова занес табурет, чтобы ударить, но Игрейна так резко бросилась к нему, что Моргауза у нее на руках закричала.

– Если ты его убьешь, ты сгоришь в аду! – закричала она.

Горлуа с неприкрытой ненавистью посмотрел на обеих – Игрейну и ее дочь, эту бесполезную девчонку, которая никогда не станет править. Почему королева не родила ему сына, чтобы весь его род прочно укрепился на троне Логра!

– В аду, говоришь?

Он презрительно фыркнул, но опустил руку и швырнул табурет на пол. Затем подошел к ней вплотную, и она почувствовала, что от него разит вином. Резким движением он набросил свой плащ на них обоих и, лихорадочно прижимаясь губами к щеке Игрейны, прошептал:

– В аду будут гореть только те, кто в него верит. А я не верю ни во что, кроме себя!

– Но недостаточно, чтобы противостоять Утеру!

Лицо Горлуа побледнело так сильно, что стало одного цвета с его волосами и бородой. Презрительная усмешка мало-помалу сменилась отвратительной гримасой. Потом он резко отстранился и направился к двери, но, когда Игрейна уже облегченно вздохнула, вдруг повернулся, выхватил Моргаузу у нее из рук и с невероятной жестокостью швырнул на пол, словно узел с тряпьем. Игрейна закричала, как раненый зверь, и бросилась к ребенку, который корчился на полу и вопил во все горло, ударившись о камень. Но Горлуа крепко обхватил ее, и, не обращая внимания на ее удары и крики, опрокинул на кровать, в то время как кормилица в ужасе выбежала из комнаты. Игрейна попыталась подняться, но он со всего размаха влепил ей пощечину. Затем сорвал кожаный пояс и принялся хлестать ее, а когда она попыталась ударить его ногой, обрушил на нее кулаки и продолжал избивать до тех пор, пока она не почувствовала, что теряет сознание. Во рту у нее был привкус крови, и она задыхалась под тяжестью тела Горлуа, навалившегося на нее, грузного, словно дохлый осел. Его борода исцарапала ей щеки, а когда он овладел ею, ей показалось, что в нее вогнали раскаленный железный прут. Но надо всем этим стоял плач Моргаузы, и она прекратила сопротивляться, в отчаянии цепляясь за одну-единственную мысль: если девочка плачет, она жива…

Когда Горлуа поднялся, он еще раз взглянул на нее, лежавшую полуобнаженной на смятой постели, с залитым слезами лицом, покрытым синяками – и все же прекрасную, несмотря ни на что, такую хрупкую и нежную в своем разорванном платье, которое раскинулось вокруг нее ореолом… Если бы только она могла любить его… Но нет, конечно же, нет – он был стар, еще более стар, чем Пеллегун, и уж, во всяком случае, гораздо более уродлив – со своим шрамом и пустой глазницей, поседевшими волосами и морщинами… Морщины – шрамы жизни, и лицо Горлуа носило следы стольких лет борьбы и ненависти, что они превратили его в жестокую, презрительно нахмуренную маску, которую ничто, казалось, не могло заставить разгладиться. Регент снова завернулся в меховой плащ и, в последний раз взглянув на судорожно вздрагивающую Игрейну, направился к дверям. Проходя мимо Илльтуда, он в ярости плюнул на него – аббат с трудом пытался подняться, на лбу у него багровел широкий рубец.