Читать книгу - "Медведица, или легенда о Черном Янгаре - Карина Демина"

Ответили храмы.

Благословили.

…все, кроме тех, что принадлежит безумной Кеннике. Трижды отправлял гонца к жрецам Ерхо Ину. И трижды оставались заперты врата храма. Злопамятна была богиня, не простила Тридубу той, первой свадьбы.

Ну и пускай себе.

Все равно не станет Вилхо спускаться в пещеры. Новым обрядам он следует: и проще они, и легче.

— Пятьсот золотых монет, — Пиркко бросила взгляд в зеркало, убеждаясь: хороша. — Он дал за меня пятьсот монет и гордится…

Пиркко заставила себя улыбнуться, но лишь краем губ. Радость, равно как и печаль, имела обыкновение оставлять на лице следы морщин. А Пиркко желала сохранить свою красоту.

Надолго.

Возможно, что и навсегда.

— Если бы ты знал, папочка, как мне противен этот…

Она дернула плечом, вспоминая будущего супруга.

Слизень.

Из тех, что живут на грибных шляпках. Мерзкое, никчемное существо, слабое и телом, и разумом. Податливое. Слушает он шепот Пиркко. Слышит.

Подчиняется.

И покорность его греет душу Пиркко.

— Знаю, — ласково произнес Ерхо Ину, касаясь волос дочери. — Прости.

Но разве был у него иной выход?

Разве отдал бы он любимую свою дочь Вилхо, когда б имел хоть малейший шанс победить в войне. И пусть бы сам ее затеял, но… кто ж знал, что сумеет Черный Янгар выжить.

И что столь силен окажется, собака…

…закрыл глаза Ерхо Ину, вспоминая, как славно горела такая вызывающе роскошная усадьба. И ложились люди Янгара, словно колосья под серпом. Кровь лилась во славу темного Маркку, владетеля битвы, копьеносца и мечника.

…огненные звери рвались к небесам, сыпали искрами, спеша солнце заслонить. И оно почти скрылось за светом свадебного этого костра.

…рассыпалась полумесяцем конница Ину, спешила отсечь пути к побегу.

…двойная цепь окружила храм. И копья поднялись к небу. Никто из рода Ину не ступил на освященную Кеннике землю, но разве много было той земли? Хватило, чтобы взять ее в кольцо да такое, что мышь не проскочит. И ждал Ину, считал мгновенья, на небосвод глядя.

…медленно открылись врата храма.

Никто не вышел.

Ждали? Да, ждали, уже понимая, что ускользнул Черный Янгар, но еще надеясь на лучшее. А после поняли, что не дождутся.

И те, кто еще недавно кричал, будто не боится гнева его, вдруг смолкли.

Ушел. Угрем выскользнул из сети Ину.

Вернулся.

С огнем и мечом. С яростью несказанной. Пошел по землям медвежьего рода…

— Потерпи, — попросил Ерхо дочь. И та кивнула.

Нет смирения в синих глазах Пиркко.

Ненависть прячется, скрывается в синеве, что сокол в поднебесье. И выдержит Пиркко внимание нелюбимого мужа. Привыкнет к прикосновениям его, от которых к горлу тошнота подкатывает. Будет улыбаться и выслушивать нытье. А заодно шептать…

…вода камни точит.

…вода заговоренная и горы рушит.

А сердце Вилхо вовсе не каменное. Да и сидит уже в нем червь сомнения.

— Почему ты не отдал меня Янгару? — Пиркко открыла шкатулку и принялась перебирать перстни, в ней лежащие. Тяжелое золото, крупные камни, но ничего, что мило бы сердцу. — Он красив… и богат… и не золотом за невесту откупался.

Промолчал Ерхо Ину, отвернулся от дочери.

— Он воин… ты ведь не будешь с этим спорить?

От кого другого из своих детей Тридуба не потерпел бы подобной вольности. Но Пиркко… маленькая птичка давно держала сердце Ерхо в цепких своих коготках.

— Воинов много, — ответил Тридуба. — Кёниг один.

…и болен.

Сколько он проживет?

Не так долго, чтобы этого нельзя было вынести. Главное, чтобы успела Пиркко-птичка наследника родить, а там уже и призовут боги несчастного исстрадавшегося Вилхо.

Но перед тем собственной рукой сломает он свой меч.

И улыбнулась Пиркко отцовским мыслям, наклонилась, примеряя тяжелые серьги с алыми лалами. Хороша… чудо, до чего хороша… не будет на Севере невесты, краше Пиркко-птички.

Ерхо Ину, обняв дочь, поцеловал ее в темную макушку.

— И все же, — Пиркко выпятила нижнюю губу, позволяя себе мгновенье каприза, — и Янгхаар мог бы стать кёнигом…

Ничего не ответил Ерхо Ину.

Лишь нежно провел ладонью по щеке дочери. А синие глаза ее полыхнули гневом.

Свадьба длилась десять дней.

И была она роскошна…

Со всего Севера съехались гости, спеша поздравить своего кёнига. Кланялись счастливому жениху звонкой сталью, дорогими мехами и лошадьми. Радовали невесту драгоценными украшениями.

Улыбалась она, каждого гостя привечая.

Для всех нашлось у Пиркко-птички ласковое слово.

И радовался Вилхо, видя, что приняли его жену с любовью. А она же, одаривая супруга нежными взглядами, спешила служить. Ни на минуту не опустел кубок Вилхо, и не осталось того блюда, которое он не попробовал бы.

Ведь старались повара кёнига своего ради. Как было их огорчить?

Да и то, чувствовал Вилхо, что возвращаются силы в его тело.

— Конечно, дорогой мой муж, — отвечала ему Пиркко, — Ты один вправе решать, как тебе быть. Попробуй седло барашка…

Сияла ее улыбка.

И в омутах глаз тонул кёниг. Смотрел, не способный насмотреться. Собственными руками возложил Вилхо на голову жены корону из золотых ветвей омелы. И при всех назвал ее кейне.

Громко славили гости имя невесты.

И от криков этих на щеках Пиркко вспыхивал стыдливый румянец. Благодарила она гостей за ласку, но при том крепче сжимала руку мужа, будто не было в мире опоры надежней.

Верил Вилхо.

Радовался.

А на десятый день, окинув гостей взглядом, тревожно спросила молодая кёйне:

— Где же твой верный меч, Янгхаар Каапо? Неужели не слышал он о нашей свадьбе?

Нахмурился Вилхо.

— Или же все еще злится на моего отца? — Пиркко подняла кувшин с терпким красным вином, которое делали на юге. — Или обижен, что не позволил ты взять меня в наложницы?

Вовсе помрачнел Вилхо.

— Прости, если спрашиваю о том, о чем знать мне не должно, — положил Пиркко на золотое блюдо жирные ломти угря и крохотных певчих птиц, нашпигованных салом. — Но слышала я, будто шепчутся гости, что поссорился ты с Янгхааром. И будто бы сказал он, что ноги его не будет в твоем дворце… это ложь, но…