Читать книгу - "Собака и волк - Пол Андерсон"

В доме громко кричала Нимета.

— Тише, детка, — уговаривала ее Тера. В грохоте разбушевавшейся стихии ее было почти не слышно. Она положила руку на лоб, залитый холодным потом. — Расслабься. Отдыхай между схватками.

— Прочь, проклятое отродье! — После долгих часов мучительных часов Нимета сорвала голос. — Прочь и подохни!

Тера снова потрогала амулет, висевший у нее на шее. Какое плохое предзнаменование: мать ненавидит собственное нарождающееся дитя.

— Кернуннос, дай силы, — устало бормотала женщина. — Эпона, принеси ей облегчение. Добрые силы, придите на помощь.

Оплывали и коптили свечи, бросали в углы комнаты причудливые, неспокойные тени. Лицо Ниметы выступало из темноты. Боль обточила его почти до костей. Зубы мерцали, череп, казалось, рвался наружу. В скудном свете отливали желтизной белки глаз. Солома под ней была мокрой от крови.

Живот ее опять поднялся.

— Сядь и потужься, — сказала Тера и стала помогать ей. Она уже и забыла, как часто приходилось ей это делать. Неужели роды никогда не кончатся? — Нет, не двух, а трех быков заколем тебе, Кернуннос, если оба живы останутся, — торговалась она. — Уверена, король Граллон тебе их не пожалеет. Эпона, а тебе я что пообещала? А! Заставлю Маэлоха, он вырежет из моржовой кости твое изображение, и я буду брать его на все обряды. Эльфы, духи и нимфы, лесные и речные божества, уж не хотите ли вы, чтобы я привела к вашим логовам волшебника из христиан? Он вас проклянет, вот увидите, если вы сейчас не поможете.

Сверкнула молния. Раздался треск. Казалось, в окнах загорится пленка. Громыхнул гром, и хижина задрожала. Между бедрами Ниметы показалась голова.

— Пошел, — Тера так устала, что не могла и радоваться. Руки ее работали сами по себе.

— Ого, да это мальчик, внук короля. — Она подняла крошечное тельце и хлопнула по спинке. Шторм заглушил первый крик.

Что теперь? Отрезать пуповину и перевязать, обтереть младенца, завернуть в пеленку и одеяло. Так… теперь послед, ну а сейчас позаботиться о матери. Тера обтерла худенькое обнаженное тело, помогла перебраться с соломенной подстилки на постель, застеленную чистым бельем, надела на Нимету рубашку, причесала спутанные рыжие волосы.

— В кастрюльке суп, моя милая, — сказала Тера, — но сначала возьми на руки маленького. Ты это заслужила после таких мучений.

Нимета сделала отстраняющий жест.

— Нет, убери его, — прошептала она. — Я его выкинула. Зачем он мне теперь?

Тера отвернулась, стараясь скрыть тревогу. Нимета провалилась не то в сон, не то в беспамятство. Ребенок кричал.

Утро выдалось солнечным и прохладным. На мокрой земле лежали сломанные ветки. Капли воды блестели, словно драгоценные камни. От Грациллония прибыл посыльный. С тех пор, как Тера стала ухаживать за его дочерью, посыльный приходил к ним каждый день. Нимета предупредила, что не хочет никого видеть, кроме повитухи. Особенно возражала она против христиан. Грациллоний постарался скрыть обиду и поговорил с Маэлохом. Тера с детьми жила теперь в доме рыбака в Конфлюэнте.

— Да-да, наконец-то, — сообщила она посыльному. — Мальчик. Здоровый. Но роды были тяжелыми. Маэлоху скажи, что я побуду здесь еще несколько дней, пока Нимета не встанет на ноги. — Она перечислила список необходимых вещей, которые надо было принести на следующее утро.

Оставшись одни, женщины могли наконец отдохнуть. У Теры теперь было мало забот: убирать в доме, топить печь, готовить, стирать, ухаживать за матерью и младенцем. И мать, и ребенок были вполне здоровы, ведь в них текла кровь короля да и уход за ними был надлежащий.

Дом Ниметы лачугой назвать было нельзя. Построен он был из бревен, проконопачен мхом. Каменный очаг, глиняный пол, крыша из дерна. Рядом огромный дуб и полноводный Стегир. К дому подступал и лес, полный жизни. Мимо шла исхоженная тропа. Нимета выбрала это место, оттого что оно считалось святым. Место, куда люди приходили за помощью со времен появления здесь первых менгиров. В стародавние времена здесь жил христианский отшельник. Рабочие, строившие ей дом, сложили в кучу прогнившие развалины, оставшиеся от его хибарки, а она подожгла их и устроила жертвенный огонь.

Тот день прошел в полном молчании. Лишь младенец оглашал дом криками.

— Пора уже дать ему грудь, — сказала Тера.

— Да, — отозвалась с постели Нимета. — Девять месяцев сосал он мою кровь. Теперь ему понадобилось мое молоко.

Тера сидела рядом на табурете, сцепив на коленях пальцы.

— Беспокоюсь я о тебе, девочка, — сказала она медленно. — Ты все молчишь. Голос твой я слышала только во время родов. И смотришь, как слепая. Куда смотришь-то?

Нимета вздернула губу.

— Ты сама советовала не тратить попусту силы и не кричать. Ну, теперь я и стараюсь их восстановить.

— Грешно винить новорожденного ребенка.

— Разве я его виню? Я виню четверых зверей, породивших его.

Тера некоторое время смотрела на нее.

— Так ты пыталась от него избавиться?

— Конечно.

— Как?

— Я перепробовала все средства. Но что я знаю? В римском городе я чужая. А потом… — Нимета замолчала.

— А потом, — продолжила Тера, — ты поселилась у Руны.

Нимета сжала губы.

— Доверься мне. — Тера осторожно взяла вялую руку, лежавшую на одеяле. — Знаешь, с таким горем, как у тебя, я еще ни разу не сталкивалась. Я буду молчать. Если расскажешь мне, что ты делала, может, и пойму, как тебе помочь.

Нимета задумалась. Когда заговорила, в голосе слышалась решимость.

— Поклянись, что будешь молчать и без моего разрешения никому ничего не расскажешь.

— Обещаю.

— Нет, ты должна поклясться. Поклянись, что будешь хранить молчание обо всем, что довелось тебе увидеть и услышать, пока ты была со мной.

Тера скорчила гримасу:

— Нелегко это будет. Ну да ладно.

Она взяла нож, висевший у нее на поясе, уколола большой палец и выдавила на пол каплю крови.

— Если нарушу данное тебе слово, пусть найдет меня Дикий Охотник, а собаки его лижут мою кровь, пусть душа моя не найдет покоя и будет вечно скитаться. Кернуннос, ты слышал.

Нимета села в кровати, дрожа от восторга.

— Так ты знаешь старое учение. Научи меня!

Тера покачала головой:

— Во всяком случае, знаю достаточно, чтобы бояться. Если сделаю это, пострадаем мы обе. Ну-ка, ложись и расскажи мне о том, что я у тебя спрашивала.

Нимета нехотя согласилась. Она рассказала о травах, которые использовала, — горьких и вызывающих тошноту. О том, как бросалась животом на землю, как искала колдунов и знахарей. Все было напрасно. К тому же к ней, язычнице, отверженной, несмотря на деньги, которые дал ей перед отъездом Эвирион, относились с подозрением, и она не могла действовать открыто, даже в Гезокрибате среди бедного населения. Христианские заповеди запрещали уничтожать плод и тем более новорожденного.