Читать книгу - "Свидетель Мертвых - Сара Монетт"

–Сегодня утром,– пробормотал я, и меня затошнило при мысли о еде.– Но, мин Чонадрин…

–Все называют меня просто Чонадрин,– сказала она.– От этого никуда не денешься, если ты – ашенин.

–Можете называть меня Келехаром,– ответил я. И мне вдруг захотелось на время забыть о титулах, не слышать больше слов «мер» или «отала» (или «осмер» – строго говоря, я имел право на это обращение, точнее, это было прежде, до того, как семья от меня отказалась). Имени было достаточно.

–Келехар,– сказала она,– идемте со мной. «Жемчужный дракон» недалеко, там подают замечательный айканаро.

Я обычно не пил айканаро, но сейчас мне ужасно захотелось ощутить вкус имбирного чая.

–Хорошо,– согласился я.

–Вот и договорились.– Она улыбнулась, хотя улыбка показалась мне немного натянутой.

В сгущавшихся сумерках мы дошли до чайного домика, облицованного дранкой в виде белой чешуи. Войдя, я вздрогнул от неожиданности. Стены украшала фреска с изображением белого дракона, тело которого словно обвивало зал. Во-первых, изображение было чрезвычайно правдоподобным и чересчур хорошо выполненным для обычной чайной, а во-вторых, мне показалось, что чудовище смотрит прямо на меня с таким выражением, словно собирается сожрать. Драконы часто встречались в народных сказках Амало. По преданию, в незапамятные времена они обитали в горах Мерварнен и стерегли месторождения драгоценных металлов, но потом пришли золотоискатели и всех драконов перебили. Действительность была далека от героических легенд; хозяева горнопромышленных компаний были всего лишь алчными и коррумпированными дельцами, их совершенно не интересовала судьба горняков, которые часто гибли на рудниках. Но я понимал стремление простого народа романтизировать прошлое.

Очевидно, «Жемчужный дракон» служил местом встречи заводских работниц. Женщин здесь было по меньшей мере втрое больше, чем мужчин; некоторые, заметив Чонадрин, окликали ее.

Она с улыбкой отвечала на приветствия, но, не задерживаясь, прошла к свободному столику в причудливой нише в дальней части зала.

–Садитесь, Келехар,– предложила она.– Я принесу чай.

К моему удивлению, изящный деревянный стул оказался поразительно удобным. Лампа светила мне в лицо. Я закрыл глаза и не открывал до тех пор, пока не услышал голос Чонадрин:

–А вот и чай.

Она осторожно поставила поднос на стол, села напротив и добавила:

–Я заказала еще булочки с начинкой, их скоро принесут.

Я нерешительно потянулся к простой глиняной кружке, пытаясь вспомнить, сколько у меня при себе денег, и Чонадрин закатила глаза.

–Можем поделить счет поровну, а лучше я заплачу за все. Мне тоже нужно поужинать.

–Вы очень решительны,– заметил я, и она рассмеялась.

–Вы хотели сказать, что я люблю командовать. Но такой уж у меня характер.

Я осторожно отпил глоток. Жгучий имбирный чай смыл мерзкий привкус, который стоял у меня во рту, хотя и не помог избавиться от головной боли.

Чонадрин сказала:

–Кроме того, я очень любопытна. Что вы делали в том ангаре, куда никого не пускают?

Мне никто не приказывал соблюдать секретность. Я ответил:

–Отало Занарин считает, что взрыв произошел не случайно, и она намерена найти доказательства своей теории, допрашивая погибших.

Глаза Чонадрин сделались круглыми от изумления, и она прижала уши к голове.

–О. И вы…

–Я – Свидетель Мертвых,– сказал я, пожав плечами, и сделал еще глоток чая.

–Какой ужас,– вздохнула она.– Или вас это больше не трогает?

–Разговоры с мертвыми всегда будут трогать меня до глубины души,– ответил я.– В противном случае я не смогу следовать своему призванию, заниматься своим делом. Если Свидетель становится невосприимчивым к ужасам смерти, он теряет способность говорить с мертвыми.

Она еще сильнее прижала уши.

–Много ли таких Свидетелей среди ваших прелатов, Келехар? Тех, кто давно служит?

–Мы выгораем,– объяснил я,– как свечной фитиль, тонущий в луже расплавленного воска. У меня есть еще около пяти лет, а потом я тоже перестану их слышать.

–Вы думаете, это принесет вам облегчение?

–Не знаю.

Я обрадовался, когда подали еду, и не только потому, что был зверски голоден. Выпечка оказалась очень вкусной; ветчина и острый белый сыр были завернуты в нежное тесто, и булочки держали в печи ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы образовалась хрустящая корочка, а сыр расплавился. Невозможно было есть их аккуратно, но служитель принес стопку салфеток. Булочки очень хорошо сочетались с айканаро. Головная боль постепенно отступала.

Мы помолчали несколько минут, потом я сказал:

–Вы о чем-то хотели со мной поговорить.

–Да,– ответила Чонадрин.– Хотела. Но сейчас…

–Да?

–Мне кажется, сейчас неподходящее время для того чтобы обсуждать личные проблемы.

–В желании отвлечься нет ничего плохого,– возразил я.– Честно говоря, я и сам не против занять мысли чем-то другим.

–Я вас понимаю,– пробормотала она, но довольно долго молчала, прежде чем выпалить: – Вы, конечно, уже догадались, что речь пойдет о письме.

–Не могу сказать, что удивлен. Вас что-то тревожит?

–Все!– воскликнула она, раздраженно взмахнув рукой, так что едва не опрокинула свою кружку.– Я не хочу обидеть осмера Тилмереджа – мне кажется, он очень одинок и несчастен, но я боюсь, что если отвечу на его письмо, то разобью сердце дедушке. Я имею в виду своего деда из рода Деленада.

–Того, кто вырастил вашу мать как собственного ребенка.

–Да.

–Вы говорили с ним?

–Он живет в окрестностях Кето. Я шесть или семь раз пыталась написать ему письмо, но в конце концов бросила.– Кончики ее ушей печально опустились.– Я не знаю, что мне делать.

Я осторожно спросил:

–Вы чувствуете, что вам нужно получить разрешение дедушки?

–Нет,– она покачала головой.– Дело не в этом. Просто…

–Вы чувствуете, что в любом случае причините боль либо осмеру Тилмереджу, либо своему деду, а вы, естественно, не хотите ни того, ни другого.

–Верно,– с облегчением в голосе кивнула она.– Я не…

Она напряженно думала, а я тем временем доел булочки. Один очень старый прелат из Лохайсо как-то сказал мне, что большинство просителей могут сами решить свои проблемы, если их внимательно выслушать.

Наконец, Чонадрин уверенно сказала:

–Сначала я должна написать дедушке. Я не могу допустить, чтобы он узнал обо всем от кого-то другого.

Я кивнул и подлил себе чаю.