Читать книгу - "Красавчики из френдзоны - Аделина Камински"

За чтением записей провела весь день и вечер. Их было немного и в большинстве своем непонятные, но я перечитала книжку раза три вдоль и поперек в надежде, что найду новые зацепки касательно моих родителей и детства. Хотя их и так нашлось предостаточно.

Надо мной проводили опыты. Я была той самой подопытной белой мышью для тех, кого всегда вспоминала с теплом.

Воспоминания постепенно возвращались ко мне. Я узнавала свое детство в строках записной книжки. Отдельные моменты всплывали в голове настолько ярко, что могла зависнуть на несколько минут, тупо глядя в стену перед собой. Соседки не мешали мне, но ближе ко сну я вышла вместе с записями на свежий воздух, чтобы немного прийти в себя.

Будучи не единственной жертвой четы Людьи, подвергалась с их стороны меньшим издевательствам и физически, и психически. Однако, что самое странное, мой организм единственный вполне успешно усваивал стихийную кровь. Способностей я так и не получила. Стихиями управлять не могла. Но в моих венах текла кровь файеров, акверов и терреров. Это ли имел ввиду Сезон, когда говорил, что мне подвластны все стихии? И не потому ли ребята так сильно привязались ко мне? Не благодаря моим личным качествам, а потому, что структура моей крови искусственна?

Настолько крепкой обиды я не испытывала еще никогда. Нет, не на мальчишек. На родителей, которых даже вспоминаю с трудом. Я же… я же ваша родная дочь! Тогда за что? Чего вы хотели этим добиться? Ради справедливости, мира во всем мире?

Мать была аквером, отец — файером. Союз противоположностей и без того сеял смуту в сердцах других стихийников-аристократов. Кто же знал, что в особняке Людьи творятся настолько ужасные вещи?

— А вы помните?.. Когда-то нейтралов тоже похищали. К нам еще Дельфину привели в тот же год, вроде бы. — Слова Миши всплыли в моей голове.

Семья Горьску забрала меня к себе, когда об экспериментах родителей узнали. Дядька Монгер особенно настаивал на том, чтобы взять меня в воспитанницы. Из-за моего наследства? Сейчас я начинаю в этом сомневаться…

Мне нужно немедленно поговорить с ним. И о причинах принятия меня в семью, и о родителях.

Пообещав себе завтра же навестить особняк Горьску, я временно попыталась не думать о записях. Это было сложно.

Бессонная ночь, верчение с боку на бок и стойкое ощущение, что кровь моя то кипит, бурля и пузырясь, то застывает в жилах, образуя ледяную корку, то затвердевает и рассыпается в крошку.

Этой ночью ни одна стихийница не нагрянула в нашу комнату, дабы учинить очередную подлянку. Слова Миши восприняли слишком серьезно.

Кстати о Миши и остальных ребятах. Следующим утром они ожидали меня на перекрестке. Теплый ветерок трепал их цветные волосы. Лица сосредоточены. Расстались мы не при лучших обстоятельствах и оттого мне было немного стыдно. Не виноваты же они в том, что я разрываюсь на части и определиться не могу, как к ним относиться? К каждому из них. А правду скажу, которая в глубине души запрятана — и мы уже никогда не станем прежними. Не сумеем отмотать всё назад, если столкнемся с непреодолимыми трудностями. Обязательно столкнемся.

— Привет, — остановилась перед ними, переводя взгляд с одного на другого, но ни на ком подолгу не задерживая.

— Куда ты? — вместо приветствия спросил Ойя.

Да, на мне не было академической формы. Подол белого летнего платья по колено с рукавами-фонариками трепал ветер. Одна из любимых вещиц моего гардероба. Можно считать парадной.

— Мне нужно домой.

— К нам?

— Другого дома у меня нет.

Ойя знает, как счастлива я была, съехав в общежитие при академии. Как сильно я ненавидела каждую вазу, каждую штору в особняке Горьску. Причина, по которой я поехала бы туда добровольно, должна быть весомой.

— А вы помирились? — не дожидаясь ответа, осведомилась я. — Еще вчера чуть не поубивали друг друга.

— Есть вещи, с которыми необходимо смириться, — изрек Рин. — Если иначе нельзя.