Читать книгу - "Поединок - Сергей Волков"

– Я… ранен. Вашими собаками! Подсадите меня – я не в состоянии…

Незнакомец молча наклонился, подставляя мне плечо. Я с трудом вскарабкался на верх, перевалился через заостренные колья и сполз по шероховатым кольям на снег. Бок отозвался вспышкой резкой боли, запульсировала успокоившаяся было рука. Я полулежал на боку и слышал, как незнакомец удалился, хрустя настом. Демон зла, черный носитель разрушительного начала в этом мире? Нет, скорее, просто – демон, один из многих. Серый, бесцветный, никакой…

Почему я не убил его? Не знаю… Наверное, время его смерти просто еще не пришло…

Звуки шагов серого человека стихли в стороне, и тогда я достал из кармана сигналку, которую дал мне Хосы, зажал зубами шнур и дернул рукой – в темное небо ушла ярко-зеленая, ослепительно сверкающая ракета. Поднявшись на высоту около сотни метров, она начала издавать пронзительный, режущий свист – это был «маячок» для Руслана Кимовича.

Тяжело поднявшись, я побрел в ту сторону, откуда полтора часа назад полные надежд, пришли мы с Хосы. Надежды наши не оправдались – Катя пропала, и искать ее было практически бессмысленно, хотя именно в этот момент я понял – искать ее я буду всегда, всю свою жизнь, пока не найдет, живую или…

* * *

Через некоторое время Катя успокоилась, слезы на щеках высохли, и она прекратила повторять фразу про поезд. Понятно, что его надо остановить, но главное – КАК?!

Наверное, если бы у нее была возможность, если бы она могла, то взорвала, разобрала, разрушила бы рельсы – тогда поезд точно остановиться, пусть даже ценой крушения. Но что могут сделать слабые женские руки с стальными рельсами, костылями, шпалами?

«Наконец, можно завалить пути! Набросать бревен, веток, еще чего-нибудь…», – подумала Катя, и тут же отбросила этот вариант – такое ей тоже не под силу. Какие могут быть бревна, она сейчас не поднимет и килограмма, ноги подкашиваются от голода, усталости и… и беременности! Катя за всеми разочарованиями последнего часа как-то «забыла» про ребенка, не то, что бы забыла, а скорее ее мозг специально заблокировал эти мысли – что бы не отвлекаться от главного, от спасения себя, а значит – и будущего малыша…

Катя начала вспоминать все, что ей было известно о поездах, о железнодорожных катастрофах, рассказы знакомых, статьи из газет и журналов. Постепенно в голове стали проявляться забытые образы, какие-то далекие, давным-давно узнанные и отброшенные, как ненужные, истории. Катя даже вспомнила свое детство, то время, когда еще отец жил с ними, и по субботам у них дома была традиция – мама вешала на стену огромную белую простыню, отец доставал из коробки старый, черный, какой-то пупырчатый фильмоскоп, еще сороковых годов, с отливающими фиолетовым линзами и золотой эмблемой завода «ЗИФ» на боку.

В комнате гасился свет, в фильмоскопе зажигалась лампочка, и на простыне появлялся яркий желтоватый квадрат, в котором, пока отец заряжал диафильм, они с мамой показывали друг другу теневые картинки, сложенные из пальцев.

А потом начиналось настоящее волшебство. Ползли по экрану красивые картинки, мама нараспев читала подписи под ними, а Катя, затаив дыхание, следила за приключениями героев различных сказок и переложенных для детей «взрослых» романов…

Диафильмов у них было великое множество – четыре больших, полных коробки. Современному ребенку, взращенному на видео и бесконечных мультиках, никогда не понять того счастья, которое приносили двадцать пять лет назад такие простые, в общем-то вещи, как фильмоскоп и диафильмы.

Был в Катиной коллекции целый раздел, где находились фильмы не просто сказочные, но и, так сказать, поучительные. Истории про пионеров-героев, про всяких Валей Котиков и Зин Портновых, разом отправлявших на тот свет по двести фашистских офицеров в годы войны, перемежались фильмами о ребятах, в мирное время совершивших какие-нибудь героические подвиги.

Вот тут-то Катя и вспомнила диафильм, повествующий о мальчике, внуке путевого обходчика, жившем на маленькой станции где-то в Сибири, и предотвратившем крушение поезда. Мальчик этот, возвращаясь поздно вечером пешком по шпалам с ближайшей речки, где он рыбачил, обнаружил поврежденные пути – ручей подмыл часть железнодорожной насыпи, она обрушилась, и рельсы расползлись.

Мальчик жил на полустанке, прекрасно разбирался в графике движения поездов, и знал, что через десять минут должен проследовать курьерский поезд. Не раздумывая, героический подросток разорвал на себе рубашку, сделал какое-то подобие сигнального флажка, и помчался навстречу приближающемуся поезду.

Запомнила Катя и еще одну подробность – чтобы остановить поезд, нужно не просто махать флажком, а обязательно совершать круговые движения, и самое главное – флажок, а в темное время суток – фонарь, обязательно должны быть красными!

Мальчик из старого диафильма поступил, как и подобает пионеру-герою – порезал руку и пропитал импровизированный флажок своей кровью. Машинист движущегося поезда в свете мощного тепловозного прожектора увидел отчаянно машущего красной тряпкой подростка, и включил экстренное торможение. Поезд остановился в полусотне метров от размытых путей, люди были спасены, а о подвиге мальчика узнала вся страна.

Теперь, почти тридцать лет спустя, Кате предстояло проделать то же самое – чтобы спасти свою жизнь и жизнь своего будущего ребенка. И она начала действовать…

Первым делом Катя оторвала рукав от белой блузки, надетой под кофточкой. Теперь нужно было порезать руку. У мальчика-героя был с собой складной нож. У Кати не было ничего режущего или колющего – пилка для ногтей, щипчики и прочие косметические штучки остались в сумочке, отобранной у нее еще при похищении.

Если бы она была в городе, можно было бы попробовать найти стекло и использовать его, но здесь, в глуши, стекло, равно как и консервные банки, и прочие острые предметы, являлись великой редкостью.

Катя на всякий случай пошла бродить вдоль рельс, вглядываясь в сгустившейся тьме в промежутки между шпалами – мало ли какую острую дрянь могли выкинуть из проходящего состава.

Долго ей не удавалось ничего найти, пока наконец она не разглядела в снегу расплющенную пробку от пива или минералки. Зубчатый край пробки был достаточно острым, и Катя принялась отмывать покрытую засохшей или замерзшей грязью жестянку в снегу – все же какая-то дезинфекция.

Она еще терла плоский кружок пробки, когда из-за дальнего, уже неразличимого в темноте леса до его слуха долетел гудок тепловоза – приближался поезд, и надо было спешить.

Закусив губку, Катя закрыла глаза и изо всех сил полоснула по оголенной руке повыше кисти. Резанула боль, но терпеть ее было можно, хуже, что кровь не полилась ручьем, как предполагала Катя, а лишь выступила по краю царапины. Пришлось резать по ране…

Боль теперь стала постоянной, тупой и ноющей. Кровь наконец-то пошла, и Катя принялась пропитывать ею рукав блузки. На белой материи расплывались черные в темноте, вытянутые пятна, и вскоре весь будущий сигнальный флажок стал пятнистым.