Читать книгу - "Туманы Авалона - Мэрион Зиммер Брэдли"

– Но войдите же в дом, лорд мерлин, сестра. Пойдемте в тепло.

Избавившись наконец от своих плащей и покрывал, Вивиана, Владычица Авалона, оказалась на удивление миниатюрной: не выше десятилетней девочки. В своей просторной тунике, стянутой поясом, с кинжалом в ножнах у бедра, в нескладных шерстяных штанах и плотных обмотках она казалась совсем крохотной: ни дать ни взять ребенок, вырядившийся в одежды взрослого. Маленькое, смуглое, сужающееся книзу личико, низкий лоб, волосы темные, точно тени у подножия утесов… и глаза тоже темные и такие огромные… Игрейна впервые осознала, как Вивиана мала.

Служанка принесла гостевой кубок: горячее вино с остатками пряностей, присланных Горлойсом из далекого Лондиниума. Вивиана взяла кубок в ладони, и Игрейна потрясенно заморгала: благодаря этому жесту ее сводная сестра вдруг преобразилась, стала высокой и статной, как если бы в руках ее покоилась мистическая чаша из числа Священных реликвий. По-прежнему удерживая кубок в ладонях, Вивиана медленно поднесла его к губам, шепча благословение. Пригубила, обернулась, передала сосуд мерлину. Церемонно поклонившись, старик принял кубок и в свою очередь поднес его к губам. Игрейна, едва посвященная в таинства, каким-то непостижимым образом почувствовала, что и она тоже причастна к красоте торжественного ритуала, когда в свой черед приняла кубок из рук гостей, пригубила вина и произнесла надлежащие слова приветствия.

Но вот Игрейна отставила кубок – и ощущение значимости момента развеялось. Вивиана вновь превратилась в хрупкую, усталую женщину, а мерлин – в согбенного старика. Игрейна поспешно подвела их к огню.

– Ныне от берегов Летнего моря путь неблизкий, – проговорила она, вспоминая, как некогда сама проделала его молодой женой, перепуганная, исполненная молчаливой ненависти, в кортеже чужака, ставшего ей мужем, который до поры был для нее лишь голосом да ужасом в ночи. – Что привело тебя сюда в пору весенних штормов, сестра и госпожа?

«И почему ты не приехала раньше, зачем бросила меня совсем одну – учиться супружеству и рожать дитя в одиночестве, в страхе и тоске по дому? А ежели ты не могла приехать раньше, зачем вообще приезжать – теперь, когда уже поздно и я наконец-то смирилась со своей участью?»

– Расстояние и впрямь велико, – мягко отозвалась Вивиана, и Игрейна поняла, что жрица, как всегда, услышала не только слова, произнесенные вслух, но и невысказанную жалобу. – А времена ныне опасные, дитя. Но эти годы, годы одиночества, сделали тебя женщиной – пусть горьки они, как годы уединения для будущего барда, – добавила она, улыбаясь давнему воспоминанию, – или для будущей жрицы. Если бы ты выбрала этот путь, ты терзалась бы одиночеством ничуть не меньше, моя Игрейна. Ну, конечно, – проговорила Вивиана, наклоняясь, лицо ее смягчилось. – Иди ко мне на колени, маленькая. – Она подхватила Моргейну, и мать проводила дочку изумленным взглядом: обычно Моргейна дичилась чужих, точно полевой кролик. Отчасти досадуя, отчасти уже снова подпадая под знакомые чары, Игрейна наблюдала за тем, как ребенок устроился на коленях у Вивианы. Вивиана казалась такой махонькой: чего доброго, не удержит! И впрямь – женщина из народа фэйри, женщина Древнего народа. А Моргейна, по всему судя, и впрямь пойдет в нее.

– А как там Моргауза, как поживает она с тех пор, как я прислала ее к тебе год назад? – спросила Вивиана, поднимая взгляд на девочку в шафранном платье, что обиженно забилась в уголок у огня. – Иди-ка, поцелуй меня, сестренка. О, да ты вырастешь высокой и статной, как Игрейна, – проговорила жрица, протягивая руки навстречу Моргаузе, что с недовольным видом вышла на свет – ни дать ни взять строптивый щенок. – Конечно, садись у моих ног, если хочешь, дитя. – Моргауза тут же устроилась на полу и склонила голову на колени Вивиане; еще миг назад она дулась, а сейчас вдруг глаза ее наполнились слезами.

«Она всеми нами вертит, как хочет. И как она только забрала над нами такую власть? Может, дело в том, что другой матери Моргауза отродясь не знала? Когда девочка появилась на свет, Вивиана была уже взрослой женщиной; нам обеим она всегда заменяла и мать и сестру». Мать их – рожать ей, по чести говоря, было слишком поздно – умерла, разрешившись Моргаузой. В тот же год, несколькими месяцами раньше, Вивиана тоже родила дитя; младенец умер, и Вивиана выкормила сводную сестру.

Моргейна свернулась калачиком на коленях у жрицы, здесь же покоилась рыжеволосая головка Моргаузы. Одной рукой Вивиана придерживала ребенка, другой – поглаживала длинные, шелковистые пряди девочки-подростка.

– Мне следовало приехать к тебе, когда родилась Моргейна, – проговорила Вивиана, – но я тоже была беременна. В тот год я разрешилась сыном. Отдала его на попечение кормилицы, думаю, приемная мать со временем отошлет его к монахам. Она, видишь ли, христианка.

– И тебе нет дела до того, что из него воспитают христианина? – удивилась Моргауза. – Он хоть хорошенький? Как его звать?

Вивиана рассмеялась.

– Я назвала его Баланом, – отозвалась она, – а его приемная мать нарекла своего собственного сына Балином. Между ними – всего каких-то десять дней разницы, так что их наверняка станут растить как близнецов. А что до того, что из него сделают христианина, – да пусть себе; христианином был его отец, а Присцилла – достойная женщина. Ты говоришь, путь сюда неблизкий, поверь мне, дитя, сейчас он кажется куда длиннее, нежели во времена твоей свадьбы. От острова Монахов возможно, и не дальше – но от Авалона далеко, очень далеко…

– Поэтому мы и приехали, – неожиданно возгласил мерлин, голосом гулким, напоминающим звук огромного колокола. Моргейна встрепенулась и испуганно захныкала.

– Я не понимаю, – проговорила Игрейна, вдруг встревожившись. – Они же совсем рядом…

– Они – одно, – поправил мерлин, выпрямляясь, – но приверженцы Христа вздумали говорить не то, что сами они не приемлют иных Богов пред своим Богом, но что иного Бога, кроме их Бога, нет и не было; что он и только он сотворил мир, что он правит в нем единовластно, что он один создал звезды и все живое.

При словах столь кощунственных Игрейна поспешно сделала охранительный жест.

– Но это же невозможно, – запротестовала она. – Ни одному Богу не под силу править миром в одиночестве… а как же Богиня? Как же Мать?

– Христиане считают, – ровным, тихим голосом пояснила Вивиана, – что никакой Богини не существует; что женское начало, как говорят они сами, корень всех зол; что через женщину, якобы, в мир вошло Зло; у иудеев есть одна такая немыслимая байка про яблоко и змея.

– Богиня покарает их, – потрясенно выдохнула Игрейна. – И ты – ты выдала меня замуж за одного из таких?

– Мы не знали, что кощунство их настолько всеохватно, – отозвался мерлин. – И в наше время были приверженцы иных Богов. Но чужих Богов они чтили.

– Но при чем тут путь от Авалона? – не отступалась Игрейна.

– Ну вот мы и подошли к цели нашего приезда, – ответствовал мерлин. – Ибо друидам ведомо: вера людская, и ничто иное, придает форму миру и всему сущему. Давным-давно, когда приверженцы Христа впервые пришли на наш остров, я понял: это – один из ключевых поворотов во времени, мгновение, способное изменить мир.