Читать книгу - "Analyste - Андрей М. Мелехов"

Майор и Капитан недаром относились к Аналитику с уважением, но в то же время и с некоторой опаской. Аналитик происходил из прекрасной интеллигентной семьи. Его родители были преподавателями гуманитарных наук, от них он унаследовал способности к языкам и, собственно, аналитический склад ума. В отличие от своих соратников по ангольской миссии ГРУ он не прошел школу спецназа и даже не служил срочную службу в Советской Армии. Будучи романтиком по натуре, он с детства мечтал о путешествиях. Во времена коммунизма для путешествий по миру необходимо было работать дипломатом или военным. Аналитику хватило связей отца-профессора и собственных умственных способностей, чтобы попасть в элитарный Военный Институт, где готовили военных переводчиков и юристов. Ему не хватило номенклатурности, чтобы стать дипломатом. В отличие от него дети партийных вождей, например, уже в шестнадцать лет могли хвастаться знанием будущей страны пребывания и даже той или иной конкретной должностью при советском посольстве.

Людям же менее благородного происхождения приходилось довольствоваться тяжелой работой преимущественно в армии или КГБ в горячих точках вроде Анголы, Афганистана и Эфиопии. В эти дыры детишки номенклатуры попадали либо ненадолго — для героической отметки в личном деле с целью дальнейшего быстрого продвижения по службе, — либо, опять же ненадолго, в качестве наказания суровым родителем (естественно, генералом, министром или партийным вождем) за какую-нибудь шалость вроде пьяного дебоша в одном из немногих московских ресторанов или разбития сердца дочки не того человека.

Аналитик не расстраивался по поводу того, что в Советском Союзе одни люди были более равными, чем другие. Он хорошо учился. Он был атлетически сложенным симпатичным парнем и пользовался неизбежной популярностью у московских невест. Избрав в качестве основного иностранного языка португальский, он в возрасте семнадцати лет получил звание младшего лейтенанта и после года изучения этого предмета был отправлен на «практику» в Анголу. Как и все подобные «практиканты», Аналитик был в восторге. Конечно, приходилось болеть малярией и дизентерией, выводить глистов всевозможных размеров и модификаций, трястись от страха во время обстрелов южноафриканцев и выбираться из засад, в которые иногда попадали колонны ангольской армии. Зато это была настоящая романтика, о которой мог только мечтать молодой человек из Советского Союза, надевший в восемнадцать лет пятнистую форму иностранного производства без знаков различия. Возвращаясь в Луанду с советниками после операций, он мог распивать невиданные доселе спиртные напитки с такими же сопливыми оболтусами, как и он сам, отвечать на щедрые авансы молодых жен пожилых полковников и чернокожих девушек и тратить очень немалую по советским меркам зарплату в долларах на экзотические игрушки вроде видеомагнитофонов и кассет с шедеврами мирового кинематографа и порнографией. Неизбежно он и его безусые товарищи сравнивали себя с наемниками в бельгийском Конго и французским Иностранным Легионом. Да, бывало тяжело, но никогда не было скучно.

Самым трудным испытанием, перенесенным Аналитиком, стала малярия. Ее наступление ознаменовалось тупой болью в глазных яблоках, ноющими висками и слабостью в ставших болезненными коленях. Аналитик отнес эти симптомы к последствиям отпразднованного накануне дня рождения и остался на ногах. К вечеру, однако, он свалился с очень высокой температурой, головной болью и жутким ознобом. Он даже подумал, что все это напоминает тяжелый грипп, но с одним существенным исключением: прежде при гриппе ему никогда не хотелось умереть. По счастью, Аналитика лечили кубинские военные врачи, которые в отличие от советских разбирались в тропической медицине. Правда, в процессе лечения он полуослеп и полуоглох от побочного действия лекарств и спустя две недели болезни не мог преодолеть даже два лестничных пролета. Потом Аналитик еще несколько раз переболел этой дрянью, от которой не было вакцин и иммунитета. Один раз он даже оказался в коме на двое суток, когда умирающие возбудители страшной болезни — плазмодии — закупорили сосуды мозга. Начальство уже было заказало в Луанде «технические средства для эвакуации тела лейтенанта N» (то есть традиционный кондовый советский цинковый гроб), но, неожиданно для всех, «лейтенант N» почему-то вернулся к жизни.

Возвратившись спустя два года в Москву заканчивать учебу в Военном Институте, он, как и многие его соратники, предался разврату, пропивая заработанные в Африке деньги. Молодые люди сходили с ума, как могли. По слухам, некоторые даже купали своих подруг в ванне, наполненной шампанским. Шампанское, разумеется, было советским.

В это время его и подцепила будущая жена. Ольга была привлекательной брюнеткой с живыми темными глазами, длинноногая, с высокой грудью. Все это, в сочетании с быстрым языком, любовью к поэтам-шестидесятникам и жаркому продолжительному сексу, наповал сразило романтичного Аналитика. Ольга добросовестно помогла ему потратить заработанные во время первой специальной командировки деньги, проводила во вторую и, решив не скучать в его отсутствие, ушла к старшему по званию офицеру сравнимых сексуальных способностей.

Каким образом Аналитик после этого застрял в вооруженных силах, он до сих пор окончательно не понимал. Может быть, потому что на каком-то этапе он был переведен в ГРУ. Может быть, потому что ему нравилось и у него хорошо получалось анализировать. Может быть, потому что деньги никогда не представляли для него проблемы и, соответственно, не были мерилом счастья.

В то же время Аналитик так никогда и не стал настоящим советским военным. Он ненавидел водку и любовь к слову «авось». Иногда он с иронией думал, что при его пунктуальности, вежливости и добросовестности ему надо было служить, скорее, в армии немецкой, а не советской. К тому же в отличие от подавляющего большинства советских граждан Аналитик генетически унаследовал неумение безответно сносить откровенное хамство и, пока служил в армии, не раз послал по матери самых грязноротых командиров. Главной же загадкой для него было то, что советский офицер более всего боялся не ранения и смерти, а гнева начальства — всегда непредсказуемого, а потому неизбежного, как январские морозы и очереди в магазинах. Таким образом, хотя он и достиг начала своего тридцатилетия уже достаточно сильно разочаровавшимся в жизни мужчиной, из него тем не менее так и не смогли вытравить простодушную любовь к жизни, романтизм и редкую для его возраста и рода занятий наивность.