Читать книгу - "Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 - Михаил Белозеров"

С Боженой Журавлёвой, или с Боженкой, как он любил её называть, у него был бурный роман. В момент близости она всегда говорила: «Убей меня нежно…» Он даже умудрялся на ночь мотаться в Пятигорск, а на рассвете возвращался на построение в Залукокоаже. За шесть месяцев ни разу не залетел, но от такой жизни ещё более высох, однако был счастлив, как можно было быть счастливым на войне. «Смотри, так женишься», — предупреждали, словно сговорившись, многие. А Вепрев Олег из Казани, который был его другом, тот вообще нагло заявил: «Ты счастливчик! Я два года подряд к ней подкатывал, а она меня всё отшивала. И наши тоже от ворот поворот получали. Не фига! Верный признак, что не гулящая баба. Ждала тебя, красавца. Так что женись, не раздумывая!» А отшить Олега, по мнению Игоря, было трудно: ловкий, уверенный в себе, с морем обаяния на наглой татарской морде, он ходил пританцовывающей походкой, поводя плечами, и все знали, что это не просто форс, а одержимость, что правая рука и левая нога у него ударные и что он даже пробился в международную лигу муай-тай, но возраст и характер сделали своё дело, тут ещё начался очередной бардак, срочно понадобилось пушечное мясо, и спортивная карьера Олега Вепрева полетела коту под хвост. Один недостаток был у Олега Вепрева — был он женат и имел кучу детей, которых любил и холил в перерывах между командировками. Так что ни о каких серьёзных отношениях, как и другие, он не помышлял, разве что, как он любил пошлить: «Разрядить обойму», но для этого существовали другие женщины, которые стояли за прилавками или продавали билеты на железнодорожном вокзале.

Игорь нашёл её там, где увидел впервые, — в медпункте радонового источника. Она легкомысленно пряталась за стеклянный шкафчик с медикаментами и, положив руки на колени, спокойно смотрела, как со стороны общежития Пятигорской фармацевтической академии мелькают духи.

— Что ты здесь делаешь? — удивился он, нервно поглядывая в окно. — Собирайся!

Знал он. Знал, что она ждала его ещё вчера, что осталась, не пошла домой, собственно, ради него, а он, скотина, пил водку в «Канатке», горланил песни и клялся, как и все, в боевом братстве. Были у него планы забрать её с собой в Питер, однако за суетой и делами вопрос этот они обсудили вскользь, заглядывая в будущее с большой опаской, не только потому, что оба в жизни больше потеряли, чем приобрели, а потому что жизнь стала непредсказуемой и в смысле войны, и в смысле отношений, и они хотели проверить свои чувства, прежде чем решиться на что-то серьёзное и долговременное.

Сердце у Игоря мягко сжалось. Он представил, какая она хрупкая и беззащитная под этим легкомысленным халатиком, и очень пожалел, что она здесь, а не у себя за рекой на улице Льва Толстого, где у неё маленький, уютный домик и шестилетняя дочка Катя. И тут же подумал, что если духи пойдут волной, то женщин и детей не пожалеют. Так что неизвестно, где сейчас хорошо, а где плохо.

Духи, обвешанные оружием, цепочкой бежали в сторону нижнего рынка и кинотеатра «Космос». Они были прекрасной мишенью. При других обстоятельствах Игорь не упустил бы случая завалить парочку-другую, однако сейчас было не до этого.

— Я дежурила! — вскочила она, блеснув тревожно глазами.

Ну и скотина же я, обругал он сам себя, и ему опять стало стыдно.

— Ну прости меня, — сказал он, беря её за руки и заглядывая в бездонные глаза, — прости, не мог я. Не по-армейски это. Не поняли б меня.

Что я могу рассказать, подумал он, что я только и знаю, что испытываю горечь утрат за время этой войны, что у меня нет другой семьи, кроме армии и мамы, которая ждёт не дождётся сына. Божена и так это знает, а если не знает, то чувствует как женщина. Наверное, поэтому я её и люблю.

— Я и не сержусь, — спокойно ответила она, поправляя у него воротник на форме, — что ты. Просто… ну… просто я волновалась. Как чувствовала, что что-то случится, — она кивнула на окно, за которым боевики внаглую шли чуть ли не строем, и все в сторону штаба.

Что выделяло её из всех других женщин, которые попадались на его веку, так это печальные глаза. У неё были прекрасные и очень печальные глаза, вспыхивающие особым светом в темноте, а ещё на верхней губе у неё, как нарочно, была мушка. В общем, как только он увидел эти глаза и эту мушку, то потерял голову. Разумеется, он не подал вида, но долго, как партизан, таиться не мог. Ноги сами несли его в медпункт, и его медицинская карточка пухла на глазах. К тому же Божена оказалась не из тех натур, которые все семейные вопросы решали с помощью самого верного женского аргумента — истерик. А именно такая спокойная и рассудительная женщина нужна была ему. Однажды он уже обжёгся в юности, женившись на третьем курсе института на истеричке, и теперь выбирал со всей тщательностью, на которую был способен. Опыта по этой части у него совсем не было. Где ты его возьмёшь — опыт, если всё время мотаешься по командировкам, а домой возвращаешься, чтобы только отоспаться. А в этот раз, кажется, не ошибся, потому что чувствовал, что Божена, или Боженка, свой человек, с которым не нужно хитрить, юлить, выворачиваться, что она его понимает, а он понимает её. А самое главное — она знает, что такое армия. И всё равно — это была не та любовная идиллия, которую он себе представлял. Она была приправлена тем ощущением потери, которое возникает у людей, чуть-чуть упустивших своё время.

— А дочка? — спросил он и подумал, что к дочке её он ещё не привык, не успел.

— Мне позвонили час назад, соседи увезли её и маму в Краснодар. Сарафанное радио принесло. Ещё вчера здесь появились какие-то люди, которые предупреждали, что в городе будут стрелять. Вот я и отправила своих от греха подальше.

— Ну правильно, — согласился он и кивнул на её легкомысленный белый халатик и белую же шапочку. — Так не пойдёт.

— А как? — спросила она, поднимаясь на цыпочки, чтобы доверчиво поцеловать его. — Я думала, что раненые будут поступать в медпункт, — и он понял, что она нашла такое объяснение, чтобы он не задирал нос от восторга и что она не хочет признаться, что ждала его. Это тоже была их игра, которую он принимал безоговорочно, потому что, оказывается, он романтик, хотя не подозревал об этом, и любит длинные-длинные прелюдии, полные тайн и недомолвок. У них уже появились свои привычки, и он знал, что вслед за этим она вскинет на него глаза, а сердце у него мягко оборвётся и скатится куда-то в пятки, и пребудет там до скончания веков.

— Надо переодеться. У тебя есть во что?

— Есть, — ответила она.

И пока она переодевалась за ширмой, он, сидя под окном, следил, что делается снаружи, и ждал ухудшения ситуации, но им повезло. Видно, у духов были другие планы, и пока они всерьёз не взялись за гостиницу «Интурист». Может, стоит прорваться? — подумал Игорь, только куда? В штаб? Поменять шило на мыло. Неизвестно, что там происходит.

— Я готова, — сказала она, выходя из-за ширмы.

Она была в джинсах и легкомысленной кофточке сиреневого цвета.

— Возьми ещё это, — сказал он, протягивая ей куртку, которую захватил в номере. — А сверху «бронник» на всякий случай, — и впервые поймал себя на том, что не просто тревожится о ней, а боится её потерять, и это тоже было новое и странное чувство для него, потому что все его предыдущие женщины демонстрировали такую эмансипацию, что не нуждались ни в какой заботе, а только в деньгах и в сексе. Он вообще впервые ощутил, что в его жизни появилось что-то новое, что-то, что было поважнее, чем армейское братство, к которому он прикипел ещё с детства, потому что был из семьи военных, в четвертом поколении служивших Родине, и где-то на генном уровне без армии прожить не мог и дня.