Читать книгу - "Бессмертный избранный - София Андреевич"

Мы оказались совершенно беспомощными сейчас.

Я не знаю, кто первым увидел разбойников. Я был в кузнице вместе с Демерелис, помогал ей разложить заготовки для подков. Услышав крики, мы выбежали наружу. Я схватил меч, оставленный у входа в кузницу, и через миг Демерелис упала мне на руки, хрипя и выплевывая кровь. Стрела вонзилась ей в грудь.

Я смотрел на нее, не понимая, что вижу перед собой. Оперение было черным с красными точками, и на моих глазах эти точки стали увеличиваться, словно напитываясь кровью из раны в груди Демерелис.

Я увидел отца, он бежал ко мне, что-то выкрикивая на ходу. Повернувшись туда, куда указывала его сильная рука с мечом, я увидел спускающийся в овраг отряд. Человек сорок верховых неслись нам навстречу. Еще десяток стоял на холме и целился из луков.

— Серпетис! — отец подбежал ко мне, вращая глазами. — Серпетис, отпусти ее, она умерла!

Я заглянул в мертвые глаза Демерелис, только сейчас осознавая, что все еще держу ее. Наклонившись, я опустил ее в пыль, повернулся к отцу.

Крики ужаса вокруг нас сменились криками боли в одно мгновение. Разбойники врезались в выбежавшую навстречу вооруженную толпу. Закричали лошади, заголосили женщины, зашлись в визге дети. Я крепче сжал меч, готовый сорваться с места, но отец удержал меня.

— Езжай в Шин! — рявкнул он, хватая меня за плечо. — Скачи за подмогой, они тут просто нас всех у-нич-то-жат!

— Я хочу остаться здесь и сражаться! — крикнул я, едва успев увернуться от стрелы, пролетевшей у самого уха. — Отправь кого-то из женщин, отец, я буду сражаться!

— Это приказ! — отрезал он, глядя на несущихся к нам всадников. — Серпетис, я приказываю тебе волей отца и фиура! Приведи подмогу! Езжай, езжай в Шин!

Он ударом меча вышиб из седла первого врага, повернулся ко второму и, увернувшись от просвистевшего рядом с головой кнута, повторил маневр. Я убил двоих, далеко не так ловко, как он, и едва не лишившись глаза, когда один из разбойников попытался ткнуть в меня боевой отравленной иглой. Вывернув руку, я всадил иглу разбойнику в щеку и, оставив его вопящим от боли, побежал прочь.

Я то и дело оборачивался, надеясь, что отец передумает. Но я уже видел то, что он увидел сразу. Мы были беспомощны против боевой магии и отравленного оружия. Уже шесть Цветений в наши клинки не вливалась магическая сила. Шесть Цветений мы не знали зелий и целебных трав. Мы с рождения были под защитой. Мы не умели сражаться без нее, и теперь погибали.

Я увидел, как отцу всадили в плечо меч, и едва не нарушил его приказ. Я уже был готов вернуться, когда увидел за собой погоню. Не нужно было быть халумни, чтобы понять, куда я бегу. Мне всего-то надо было скрыться за деревьями вековечного леса, и они меня не найдут, даже если пойдут по той же самой тропе. Я припустил со всех ног, надеясь обогнать их, надеясь выбраться из оврага быстрее, чем это сделают лошади.

Я забыл о том, что на стороне врага есть магическая сила.

Один из бросившихся за мной в погоню был магом. Земля ушла у меня из-под ног, когда я почти достиг края оврага, корни, в которые я упирался, скрылись в глубине. Я кое-как сумел выбраться наверх, загребая землю руками и цепляясь за камни, которые так и норовили рассыпаться под пальцами. Перекатившись, я вскочил на ноги, и они уже были рядом.

Длинный зазубренный меч со свистом рассек воздух, разрезая ткань рубуши. Вспоров кожу, кончик меча вонзился в мою плоть, но я не почувствовал боли. Только отпрыгнув в сторону, чтоб увернуться от удара, который должен был снести мне голову, я ощутил ее — и запах крови, мгновенно пропитавшей одежду.

Я взмахнул мечом снизу вверх так резко, что выбил одного из нападавших из седла. Он упал на землю, обливаясь кровью из распоротого живота, и закричал.

Я застыл на месте всего на мгновение, но этого оказалось достаточно. Удар — и рука налилась свинцом. Я выронил меч и отступил, понимая, что теряю его, но зная, что наклонюсь — и не смогу выпрямиться. Разбойники двинулись на меня, не спеша, улыбаясь зачерненными зубами, сжимая в руках мечи. Тонкие лезвия уже не блестели на солнце. Они были покрыты кровью.

Я слышал, как внизу кричат. Дети. Женщины. Животные. Внизу происходило страшное, и если я не приведу помощь, нас никто не спасет.

Я мог бы умереть, глядя в глаза врагу. Но моя смерть была бы бесполезной. Отец учил меня не отступать перед лицом опасности, но думать, решать самому, когда стоит пожертвовать даром жизни, а когда стоит ее сохранить.

Я принял правильное решение. Я развернулся и побежал. Прижимая руку к животу, спотыкаясь и едва не падая, я рванул к вековечному лесу. Я ступил ногой на лесную тропу, когда под лопатку мне вонзилась отравленная стрела.

— Что с моей матерью? — спрашиваю я наместника, и он пожимает плечами.

— Тебе стоит отправиться в тот поселок. Узнаешь судьбу своих родных там. Но сначала ты должен дождаться мигриса. Я дам тебе место в доме. Ты сможешь сменить одежду. Кто-то из девушек заштопает тебе рану.

Он смотрит на меня, и я знаю, что за вопрос вертится у наместника на языке.

— Я не принес с собой ничего из леса, — говорю я, и Асклакин изображает удивление, которого не чувствует. Я должен это сказать, иначе он прикажет своим людям обыскать меня. — На мне только повязка. Я сожгу ее, когда сменю одежду.

Асклакин подходит ближе и наклоняется, глядя мне в глаза. Я чувствую его смрадное дыхание, но не морщусь и не подаю виду. Наместник обнюхивает меня так, как кошка обнюхивает кусок мяса, прежде чем вонзить в него зубы. Отстраняется, сжимая губы в тонкую линию.

— Я не чувствую от тебя запаха магии, — говорит он, и я едва сдерживаю изумление. Этот пьяница так же далек от магии, как Шин от Асмы. Он подходит к двери и кого-то зовет. — Что ж, Серпетис, тебя проводят. Отдыхай. Набирайся сил.

— Я бы хотел узнать о судьбе своей матери, — говорю я, твердо глядя на него.

Асклакин дергает головой.

— Ты узнаешь. Я пошлю кого-нибудь. Я не знал твоего отца, но слышал о нем.

— Он отзывался о тебе, как о строгом и сильном фиуре, — говорю я правду. — Спасибо за эту услугу, фиур Асклакин. Я отплачу тебе за нее, когда восстановлю свою деревню.

В сонной появляется молоденькая девушка, почти девочка. Она краснеет, поймав взгляд наместника, и я почти рад, что не вижу того, что видит в этом взгляде она.

— Проводи фиоарну в комнату моего брата, Нуталея, — говорит наместник.

Я снова удивлен — на этот раз именем девушки. Нуталея — имя, больше подходящее уроженке степей Алманэфрета, а вовсе не жительнице приречных земель. Что алманэфретка делает в доме наместника Шинироса? Что одна из тех, которым запрещают даже из дома выходить до брачного обряда, делает в сонной мужчины, с которым не связана обетами?

— Пойдем за мной, фиоарна, — говорит Нуталея, и я явственно слышу в ее голосе акцент.