Читать книгу - "Старая дева - Даниэль Брэйн"

— Ну-ка? — потребовала я, пытаясь развернуть ее лицом к себе. Авдотья мотала головой, вырывалась, но не сильно. Я заметила у нее синяк на руке чуть выше локтя. — А это еще откуда и что?

Наша борьба продолжалась какое-то время, я пыталась если не успокоить ее, так узнать, из-за чего она так безнадежно рыдает и откуда у нее на руке ссадина, как в дверь постучали.

— Да-да, — рассеянно откликнулась я, а Авдотья, охнув, резко утерла слезы и кинулась к шкафу, вытащила оттуда длинный мягкий халат. — Нет, стой. Расскажи сначала, почему ты так плачешь.

К чему я привыкла: только спроси, услышишь жизнь от рождения до нынешнего момента. Отыскалась жилетка для фальшивых слез. Авдотья же сначала решительно принялась меня облачать в халат, а потом усадила и начала распутывать волосы.

— Прибьет он ее, барышня, — наконец сказала она. — Прибьет, вот как света мне не взвидеть.

— Кто?

— Известно кто, барышня, Егор, муж. То я и говорю, что лучше как вы вековать, чем вот так-то… Как она в прошлом году понесла, тогда еще братец ваш, барин, приехали, а Егор-то ее избил…

Я повернулась, и даже то, что у меня был какой-то брат, и то, что Авдотья неосторожно дернула меня за волосы, проигнорировала совершенно.

— Тебя он тоже бил? Говори!

Неизвестно, говорила ли я прежняя когда-нибудь с ней на эту тему, но сейчас Авдотья вдруг решилась быть откровенной.

— Это когда я ее третьего дня в барском доме спрятала. Ой, вы только за то на меня не серчайте, барышня…

В дверь опять постучали. Я отмахнулась.

— И что?

— Егор за ней пришел, а Кузьма — он хоть глухой, а когда идешь, как чувствует, — его оглоблей взашей прогнал. Ну, Кузьма-то силен, барышня, против него какой мужик пойти решится? А я, а что я, Егор меня подловил, да я вырвалась. А Степанида полежала да домой пошла, глупая: как он там без меня, кто же его накормит да приголубит… Да я бы его той оглоблей так приголубила!

Я остановила ее руку, потому что замахнулась Авдотья гребнем прямо на меня. Она пискнула, а я забрала у нее гребень и приказала:

— Возьми Кузьму и иди за Степанидой. Скажешь — барышня велела ей в дом явиться. И совсем, чтобы к мужу она не возвращалась. Приведете ее, устроите тут, я вечером к ней зайду.

— А десятина как же, барышня?

— Какая десятина? — вырвалось у меня, но я быстро поправилась: — Не твоего ума сюда лезть. Делай, что я велю.

Авдотья подлетела к двери, за ней, что ожидаемо, переминался с ноги на ногу староста.

— А Кузьма где, дядя Лука? — крикнула ему Авдотья и убежала, не дожидаясь ответа.

— Банька готова, барышня, — с поклоном сказал староста, а я указала ему жестом пройти в комнату и встать. Только потом я подумала, что, может, ему вообще не место было в господской спальне, но какая, ко всем чертям, разница? — Али еще вам чего? Дак только скажите, а Федота так пока и не нашли…

— Почему у тебя, староста, женщин бьют? — прошипела я. Заботливый Лука должен был смотреть не только за барской коляской и чужой лошадью. — Степанида лежит который день, так еще и Авдотью побили?..

И вот тут Лука сделал то, что я никак от него не ожидала.

— Помилуйте, матушка-барышня! — заголосил он, валясь мне в ноги и хватаясь за голову. Я испугалась, что на его ор сбежится не то что весь дом, но и вся деревня разом. — Я-то знаю, что кажная душа у вас наперечет, недоглядел, недосмотрел! Так мы люди подневольные, да и мало нас, то вспаши, то засей, а что Егор бесчинствует, так то воля ваша, плетей ему всыпать или уряднику сказать, как он за рекрутами явится, только вот батюшка ваш последнего отдал в солдаты — и все, нельзя больше, нас всего-то четырнадцать, а мужиков и того пять, но коли желаете — так продайте! Продайте его, матушка-барышня, век будем за вас Премудрейшему поклоны бить!

Что?.. Я облизала губы, мало что поняв из его полуплача-полукрика. Продать… так они… мои крепостные? О господи, нет-нет-нет…

Эта новость меня шарахнула словно взрывной волной. У меня и детей не было, избегала ответственности, она была не по мне, мне хватало моей работы. И вот сейчас у меня… четырнадцать… душ?..

— Стой, не вопи, — отмерла я. Удивительно, но Лука послушался и орать тотчас же перестал. — Правильно ли я тебя поняла, что в солдаты Егора не заберут, потому что… потому что вас… у меня слишком мало, всего пятеро, — Лука кивнул, — но я могу про… продать…

— Императору-батюшке, — снова кивнул Лука. Казалось, он очень обрадовался такому решению, но радость стремился скрыть. — Только надо в город уряднику сообщить. Так-то Егора в рекруты всегда заберут, мужик он здоровый. Буйный только. Никакого сладу с ним нет, одного Кузьму и боится. И, барышня, — добавил он деловито, — вы за Егора еще и денег получите. Нам-то они ой как нужны.

Да, подумала я, деньги нужны… На что только, знать бы, но дом делать — в последнюю очередь. Не валится крыша на голову, уже хорошо.

Но у меня нет рабочих рук? Всего четырнадцать душ, из которых я видела пока что Татьяну, Авдотью, оставшуюся безымянной женщину, плюс несчастная Степанида, сам Лука, Кузьма и Егор. Возможно, пропавший Федот тоже мой… крепостной. Ужасное слово. Семь — восемь — человек, и такие огромные угодья. Даже в современном фермерском хозяйстве не хватит рабочей силы на обработку такого количества земли, а здесь? Ни техники, ни технологий. Но я же видела мужиков там, на поле?

— После баньки чаю со мной попьешь, — велела я, приказав себе остановиться и не паниковать, пока все не выясню. — А сейчас отправь к уряднику с письмом кого-нибудь. — Староста, наверное, грамотен? — Только не Кузьму, он мне здесь нужен. — Это просто на всякий случай. — А потом мы с тобой про имение поговорим. Ну, иди.

Лука ушел, а я направилась в баньку. Увидела я ее сразу — невысокое строеньице, возле него стоит крупная баба, из трубы идет дым. И отчего-то мне сделалось хорошо: настоящая русская баня — да, здесь явно не Российская империя, что-то отличается, пока не пойму что, здесь вообще какой-то родственный нашему, но иной, непонятный мир, — но баня и в моем прежнем времени, подлинная баня, была редкостью.

Конечно, я допускала, что будут отличия, они и были. Например, в баньке не было полок и парились стоя. Не было и веников — зато имелись огромные травяные мочалки, и ими меня баба, звали ее Анна, терла и слегка лупила. Пар клубился под потолком, и топилась банька не совсем привычным образом: в двух котлах кипела вода, а волосы мои Анна промывала чем-то похожим на мыльный корень, а не золой, как я ожидала. Меня мучили загадки и тайны, которые ни для кого загадками не были, и спросить у Анны я ничего не могла: что-то мне в ней не нравилось. И только когда она, не выдержав, сняла платок и я в пару разглядела черты ее лица, я догадалась, что она очень похожа на ненавидящую меня Татьяну — возможно, сестра или иная родственница.

Неизвестно, что обо мне подумали люди… слуги… крепостные. Эта мысль вообще не укладывалась у меня в голове. Вот барышня откуда-то вернулась, перезаложила дом или не перезаложила дом, чуть не погибла и в бане парится, и делами занялась. Может, прежняя я и была такой деятельной?