Читать книгу - "Дни стужи - Максим Макаренков"

– От же ж, – выдохнул сквозь зубы Хромой, и Иван резко повернул голову, выпуская из поля зрения оставшийся позади слева дымок.

Неторопливо, словно прогуливаясь, со стороны платформы к ним шла молодая женщина. На вид ей было лет двадцать семь, а может быть, тридцать, высветленные волосы, уже начинающие темнеть у корней, обрамляли простенькое лицо, легкое летнее платье излишне плотно обтягивало намечающийся животик, на правом плече объемистая коричневая сумка. И отчего-то невыносимо громко цокали каблучки открытых летних туфель. Иван с болезненной отчетливостью видел облезший красный лак на ногте большого пальца, разбегающуюся от мыска туфли сеточку мелких черных трещин, видел, как лениво поднимается пыль, когда женщина делает очередной шаг… а потом Стас как-то оказался уже перед ней, ударил неуловимо, и светловолосая фигурка сложилась пополам, отлетела на несколько метров, пропахав в снегу глубокую борозду.

– Ваня, бегом! Выбирайся с полосы! – заорал Стас, и Иван со всех ног понесся вперед, ежесекундно оглядываясь туда, где продолжала меланхолично тянуться к небу нитка серого дыма. Он заметил, что, добравшись до высоты в два человеческих роста, дымная струя начинает изгибаться, словно площадь накрыта невидимым куполом.

Размышлять над тем, что это может значить, некогда. Убедившись, что непонятное явление не представляет опасности, ведун наддал и, сделав несколько отчаянных прыжков, провалился почти по колено в снег.

Стас стоял на коленях, аккуратно опустив в сугроб коробку-заказ. Запустив обе руки в объемистую кожаную сумку, Хромой пытался что-то в ней нащупать, не отрывая взгляда от лежащей в снегу женской фигурки.

Снег вокруг нее вихрился маленькими злыми смерчами, они танцевали, кружились, закрывали лежащее тело в нелепом посреди белоснежного полотнища цветастом платье. По ушам ударил резкий металлический вой, и из снежной завесы вырвалось чудовище.

Длинные голубовато-прозрачные волосы развевались под порывами ветра, вились вокруг вытянутой черной морды, змеино-гибкое тело рассекло снежный покров и взмыло перед Стасом. Иван задохнулся от неожиданности.

Монстр на две с лишним головы возвышался над Стасом, распахнув длинные тонкие лапы, заканчивающиеся огромными, даже на вид кинжально острыми когтями, словно приглашая жертву в смертельные объятия.

Стас вытянул перед собой руки – в правой короткий кинжал с резной витой рукоятью, в левой – меч с широким лезвием. Скрестил руки на уровне груди, и в раззявленную пасть, готовую исторгнуть жуткий рев, из перекрестия меча и кинжала ударил луч голубого сияния. Чудовище опрокинулось в снег, и Стас тут же прыгнул вперед, занося над головой клинок…

Иван мягко опустился на пятки прямо в снег и закрыл глаза. Ими он увидел достаточно, поймал рисунок движения твари и мог вести ее теми внутренними чувствами, для которых не было названия.

В тонком мире нежить выглядела сгустком коричневых лент, более плотных к центру и дымчатых, полупрозрачных по краям. Извивающихся, выстреливающих в окружающее желтоватое пространство, налитых густой, словно перестоявшая медовуха, прогорклой злобой.

Иван осторожно выпустил мысленный щуп, послал его вперед, незаметно провел между краями лент и сосредоточился на том, что ощутил…

Тем временем клинок Стаса погрузился в грудь чудовища, но оно будто не заметило холодной стали. Плохо… он надеялся, что хотя бы скует движения монстра. Скользкое черное туловище забилось в конвульсиях, и Стас отлетел в сторону. Отплевываясь, вскочил и едва успел отразить удар когтистой лапы. Чудовище отпрянуло и снова завизжало. В глазах у Стаса потемнело, искалеченная нога налилась ноющей болью, руки опустились. Хромой прошептал тайные, сберегаемые в секрете слова заговора и выбросил перед собой кинжал. С лезвия сорвалась злая острая молния, опрокинула черную тушу в снег, подняв снежную бурю на месте падения.

Тишина. Но Стас знал, что это лишь передышка. Слишком короткая, чтобы набраться сил. Что же Ваня медлит? Хотелось поторопить друга, но Хромой знал: мешать вязальщику в момент поиска нельзя. И все же… быстрее бы. Стас чувствовал, что продержится еще минут пять, не больше. Налился теплом Перунов знак, и стало чуть легче. И на том спасибо, еще повоюем…

Иван же напрягал все свои чувства… Коричневое… Черное… Тускло-красное… Злоба… Холод… Черное… Грязно-коричневое… Мелькнул едва заметный проблеск зеленоватого света. Настолько мимолетный, что вязальщик едва его не упустил. Но тут же вернулся назад, начал кружить, всматривался, стараясь уловить ощущение, исходящее от зеленоватой точки.

Да, это оно.

Иван ударил вдоль своего щупа, он бил и раскачивал зеленоватый свет, посылая в него все подходящие образы, что накопил за годы жизни.

И свет отозвался, запульсировал, разросся, пожирая черную злобу и коричневую жажду убийства.

Пока не вспыхнул ослепительным смертельным изумрудом.

Некоторые вязальщики, расчувствовавшись после нескольких чарок, пускали слезу и рассказывали, что ощущали волну благодарности и умиротворения, исходящую от уничтоженной нежити. Иван никогда ничего подобного не испытывал.

Сейчас в него ударили отголоски удивления, ярости, неверия и бешеной жажды мести, убийства, уничтожения. Тварь хотела испепелить весь мир, ей не нужен был покой, она хотела…

Мелькнула размытая картинка черного шара, на поверхности которого копошились невыносимо мерзкие существа, когда-то бывшие людьми. Гнутые оплавленные башни с красными, словно упыриные глаза, бойницами. Больной, хрипящий от боли и безнадежности мир, которым правит некто, запертый в башне. Все исчезло, и Иван услышал хруст снега.

Неловко облапив расползающуюся коробку, к нему тяжело шагал взмокший от усталости, но вроде бы целый Стас. До платформы шли молча.

Не было сил говорить, не было ощущения победы, радости от хорошо сделанной работы. Глубоко внутри засело чужое видение – никогда такого не доводилось ловить в Нижнем мире, а вот же…

Тяжело поднялись на платформу, двинулись к дальнему концу: не хотелось спрыгивать и шагать через занесенные снегом рельсы, пробираться под противоположной платформой, срезая путь к ангару, возле которого они оставили сани.

Электричка возникла из воздуха. Заслонила потертым зеленым боком всё вокруг, наполнила мир стылой тоской.

Напарники стояли совершенно неподвижно. Не было ни сил, ни желания что-то делать, сопротивляться… Такому сопротивляться невозможно.

С шипением открылись двери.

В тамбуре стоял потертый мужичок лет пятидесяти. Грязноватая куртка с закатанными рукавами, лицо покрыто красно-кирпичным загаром, какой появляется от долгого труда под открытым небом.

Мужик перекинул в угол рта зажатую в зубах сигарету, приглашающе кивнул:

– Чё стоите? Прыгайте, следующая только после перерыва будет.

Стас уже готов был сделать шаг к теплому, пропахшему табаком тамбуру, но Иван мягко придержал его за рукав и отрицательно покачал головой: