Читать книгу - "Путь в лес - Доминик Пасценди"

В Кармоне рынок располагается на берегу той самой почти пересыхающей летом речки, которая зовется так же, как и город. Площадь частично вымощена неровными камнями (ближе к берегу), частично то ли оставлена как есть, то ли засыпана песком и пылью поверх мостовой — сейчас уже не различить. Со стороны, противоположной речке, площадь окружают громадный храм Святого Альварика, кордегардия, пара купеческих домов и несколько больших складов. По утрам, ещё перед рассветом, на площадь выволакивают тележки и тачки торговцев, поверх ставят легкие палатки. Часа через два после полудня, когда начинается самая жара, а основной товар — съестное во всех видах — уже распродан, торговцы один за другим сворачиваются и укатывают своё хозяйство кто куда. Остаются только немногие постоянные лавочки по краю площади, над берегом речки и в нижних этажах складов.

Сейчас торговцы уже начали разбирать палатки, часть торговых мест освободилась. Народу на площади было немного. Только в северном, противоположном храму, углу собралась небольшая толпа, человек в пятьдесят. Туда и потащил Доранта его друг.

Они протиснулись сквозь толпу, которая, впрочем, при виде Харрана уважительно расступалась. В самом углу площади были расположены загоны для скота и клетки для живой дичи. В одной из этих клеток, самой большой и высокой, с толстыми, в три пальца, железными прутьями, находилась та самая альва. Её охраняли: возле клетки с довольно решительным видом располагался на лавке рослый и толстый краснолицый мужик средних лет в густой каштановой бороде, кожаном колете поверх грязноватой шемизы, длинных холщовых штанах и с нечищенным помятым морионом на голове, видимо, один из двух боевых слуг Красного Зарьяла. Он опирался на старую алебарду, за поясом имел длинноствольную пиштоль со здоровущим колесцом замка и зловещего вида кривой кинжал без ножен, впрочем, весьма тупой даже на взгляд. Второй боевой слуга, должно быть, где-то отдыхал.

Народ, собравшийся вокруг клетки, громко обменивался впечатлениями. Поскольку очень мало кто из людей до сих пор видел альва вблизи и остался жив, впечатлений было много, и были они разнообразны. Дорант попытался отвлечься от них и составить собственные (тем более, что и он никогда не видел это животное так близко).

Альва сидела в углу клетки, подогнув под себя ноги так, что голени лежали на бедрах, а стопы были вывернуты пятками наружу. Дорант подумал, что издали её можно было бы принять за человеческую женщину, причем довольно красивую: стройная фигура, тонкая талия, широкие сильные бедра, небольшая грудь совершенной формы. Морда, также похожая на человеческое лицо, отличающееся некоторой грубостью черт — широкий нос, продолжающий лоб, по-звериному раздвоенная верхняя губа, удлиненной формы глаза, тянущиеся к вискам, с ярко-жёлтой радужкой.

Дальше начинались отличия. Альва, от головы до щиколоток и запястий, была покрыта короткой шелковистой серебристо-серой шёрсткой с коричневатыми узорчатыми пятнами, более темной на спине и голове и совсем светлой на конечностях и ближе к брюху. Шею украшала короткая грива. Морда, груди, брюхо в нижней части, кисти рук внутри и стопы (а точнее, кисти ног — с длинными пальцами и противостоящим, как на руках, большим) были безволосы, тёплого серого цвета. Альва сидела так, что было хорошо видно тёмно-коричневую петлю.

Морда её была совершенно неподвижна. Зверюга изредка приподнимала веки и осматривалась; Дорант поймал её взгляд — и ему стало не по себе. Взгляд её был… не просто нечеловеческим: он был бесчеловечным.

— Скажи, ведь красивое животное? — Спросил Харран.

Дорант медленно кивнул. Животное и впрямь было красиво — как бывает красив шторм на море, когда смотришь на него с крутого берега, куда не долетают волны.

Как он ни старался не слушать то, что говорят в толпе, стоявшие рядом два мужика, явные наёмники, комментировали альву демонстративно громко, подробно обсуждая её стати и прелести, как будто бы это была похабная девка, а не зверь. Скоро они заспорили, сколько и каким образом каждый из них ей бы вдул. Дорант знавал таких, когда служил в компаниде дуки Фарелла. Для них что овца, что коза, что женщина… В компаниде их презирали.

Дорант не замедлил воспользоваться случаем. Он негромко сказал Харрану:

— Слышишь этих? Представляешь, что будут думать и говорить про того, кто купит эту альву?

Харран вздрогнул и задумался.

Один из зевак, по виду купеческого сословия, из небогатых, но с гонором, вдруг запустил в альву огромным — размером с кулак молотобойца — яблоком, от которого успел отгрызть только малый кусок.

Альва мягко изогнулась, и только благодаря немалому боевому опыту Дорант разглядел, как она взяла из воздуха летящее в неё яблоко — будто оно лежало на полке — и, продолжая то же движение, стремительно метнула его обратно. Лапу её во время броска Дорант, впрочем, уже не увидел, так быстра она была. Таким же плавным скольжением альва вернулась в прежнюю позу.

Раздался смачный шлепок, яблоко разлетелось, столкнувшись с переносицей бросившего его зеваки, а сам он, закатив глаза, осел на землю с характерным глухим стуком, с каким человек падает, когда потерял сознание или убит.

Только тут охранник отреагировал, нечленораздельно заорав на толпу. Но этот крик раздался уже в тишине: все вдруг замолчали, поражённые; толпа отшатнулась от клетки.

Альва обвела людей взглядом желтых глаз — будь она человеком, Дорант подумал бы: презрительным. Затем вытянула задние лапы и принялась вылизывать брюхо длинным темно-синим языком. Она казалась совершенно расслабленной, но стоящие торчком острые уши выдавали её напряжение.

И тут Дорант вдруг понял, что уже довольно давно чувствует на груди, под рубашкой, некую щекотку, хорошо ему знакомую. Это поисковый артефакт сообщал, что где-то близко находится либо тот, кого Дорант искал, либо, скорее (судя по слабому сигналу), кто-то, с кем искомый совсем недавно соприкасался.