Читать книгу - "Гробницы Атуана - Урсула Ле Гуин"

– Нет.

– Но мастерица может рассказать про нас Тар и, кроме того, наступает время Девяти Молитв.

– Я останусь здесь, и ты тоже оставайся.

– Тебя-то не накажут, достанется мне одной, – спокойно сказала Пенте.

Арха не ответила. Пенте снова вздохнула и осталась. Солнце постепенно погрузилось в туманную дымку, хотя стояло еще довольно высоко. Вдалеке зазвенели овечьи колокольчики, заблеяли ягнята. Пахучий весенний ветер налетел внезапным горячим порывом.

Девять Молитв уже подходили к концу, когда девочки вернулись. Меббет заметила, что они сидели на «мужской стене», и доложила об этом своей начальнице, Кессил, Верховной Жрице Божественного Короля.

У Кессил были массивные ноги, массивное лицо. С невозмутимым лицом и без всякого выражения в голосе она приказала девочкам идти за ней. Они прошли через каменные залы Большого Дома и поднялись на холм, к храму Атваха и Вулаха. Там Кессил поговорила с Верховной Жрицей этого храма, Тар, высокой и сухой, словно нога косули.

Кессил сказала Пенте:

– Снимай хитон!

Она выпорола девочку пучком тростника, который немного резал кожу. Пенте перенесла наказание терпеливо и молча, после чего ее отослали в мастерскую, оставив без ужина сегодня и без еды на следующий день.

– Если тебя еще раз увидят на той стене, наказание будет более суровым, – сказала Кессил. – Ты понимаешь, Пенте?

Голос ее был тих, но не добр.

Пенте ответила:

– Да, – и убежала, вздрагивая, когда грубая ткань хитона задевала свежие порезы на спине.

Арха наблюдала за поркой, стоя рядом с Тар, которая по окончании экзекуции сказала ей:

– Нехорошо, когда видят, что ты бегаешь и карабкаешься по стенам с другими девчонками. Ты – Арха!

Арха угрюмо молчала.

– Будет лучше, если ты не станешь выходить из определенных для тебя правил поведения. Ты – Арха!

Девочка быстро посмотрела в глаза сначала одной жрице, потом другой, и во взгляде ее сверкнули такая сильная ненависть и злоба, что это могло испугать любого. Но Тар сделала вид, что это ее не касается. Она наклонилась к девочке и прошептала, словно в подтверждение своих слов:

– Ты – Арха! Ничего не осталось, все съедено!

– Все съедено, – повторила девочка, как повторяла каждый день, все дни своей жизни, начиная с шести лет.

Тар слегка поклонилась ей, то же самое сделала и Кессил, отложив в сторону свой кнут. Девочка не ответила на поклон, но покорно повернулась и ушла.

День закончился ужином из вареной картошки с луком, молча съеденным в узкой мрачной трапезной, вечерними молитвами, наложением священных слов на дверь и коротким ритуалом Невыразимого. Девочки ушли в спальню, чтобы поиграть там перед сном в кости и палочки, пока не погаснет единственный факел, и пошептаться потом в темноте. Арха удалилась в Малый Дом, где спала в одиночестве.

Ночной ветерок был напоен запахами душистых трав. Звезды в черном небе сияли, как незабудки в весенних лугах, как отблески света на поверхности апрельского моря. Но девочка не помнила ни моря, ни весенних лугов. Она не смотрела на небо.

– Эй, малышка! – настиг ее голос у двери.

– Манан, – сказала она безразлично.

Его огромная тень придвинулась ближе, звезды отражались на лысой голове.

– Тебя наказали?

– Меня нельзя наказывать.

– Конечно, нельзя, просто…

– Они не могут наказать меня. Не посмеют.

Грузный Манан стоял, опустив свои большие руки. От него исходил сильнейший запах дикого лука, старый черный хитон его пропах потом и шалфеем и был к тому же порван по кайме и слишком короток для него.

– Они не осмелятся ко мне прикоснуться. Я – Арха, – сказала она напряженным, пронзительным голосом и разразилась слезами.

Большие сильные руки обхватили ее, обняли, погладили по голове.

– Ну, ну, моя пчелка, малышка… – услышала Арха хриплый рокочущий шепот Манана и сильнее прижалась к нему. Слезы скоро иссякли, но девочка не отпускала своего телохранителя, словно не могла стоять без поддержки.

– Бедная малышка, – еще раз прошептал Манан. Он взял девочку на руки, внес ее на крыльцо дома, в котором она жила в одиночестве, и поставил на ноги.

– Все в порядке, малышка?

Арха кивнула, повернулась и вошла в темный дом.