Читать книгу - "Пилигримы. Книга 2. Искры и химеры - Дорофея Ларичева"

Дора уснула в половине пятого, а в половине восьмого встревоженный Павел растолкал девушку и утомленных ребят, которым выделили соседний гостиничный номер.

– Прямо у стен Кремля возникла аномалия. Час пик, выход из метро со стороны Александровского сада, – торопливо пояснял он, умудряясь причесываться и одновременно разглаживать багеткой примявшийся рукав молочно-белой ветровки. – Семьдесят два человека погибло, еще около сотни пострадало. Неизвестно, распадутся они на атомы или выживут. Ты, – он небрежно махнул багеткой в сторону Дорофеи, – едешь со мной на хлебокомбинат, тьфу, на базу, но ты поняла. Пора учинить ревизию в памяти Дельты. Остальные – как хотите. Можете ехать с нами.

На окраине столицы возводили хлебокомбинат. Вернее, жители микрорайона свято в это верили. У обнесенных высокой краснокирпичной стеной строений было более интересное назначение. Здание заводоуправления оказалось временной тюрьмой для даровитых бунтарей. Кондитерский цех представлял собой мощнейший вычислительный центр.

Хлебопекарный цех выполнял роль штаба, полигона для тренировок и обучения талантливых людей. Алые солнечные блики играли на окнах трехэтажного строения. У высокого крыльца застыл новенький грузовик с надписью: «ООО „ХлебСнабПоставка“». Вернее, так было еще вчера, до нападения химер.

Сегодня у проходной их встретил тот самый высокий, черноволосый сенс, который вел допрос Чары Родимовны. Кажется, звали его Валей. Сенс выглядел устало, загипсованная левая рука висела на перевязи, на щеке и на лбу блестели чем-то смазанные свежие ссадины.

Дора разглядела на стенах и двери проходной выбоины от пуль. На территории завода гостей приветствовал обгорелый остов заводоуправления. Стало по-настоящему жутко. Неужели война?

– Я буду ассистировать при вскрытии памяти, – пояснил Валентин.

Девушка рассмотрела на его темно-синей футболке белую надпись: «Если вы не за мир, у меня с собой дубина. Приду и примирю».

– Четверых вчера убили, – проследил ее взгляд сенс.

Он вел их по асфальтированной дороге мимо потоптанных клумб. На земле еще валялись гильзы, звенели под метлами флегматичных дворников. Левашов молчал. Маша держалась рядом с Гошей. Русика с Таней вообще слышно не было.

– Зачем это Рюкину? – не выдержала Дорофея.

Валентин пожал плечами:

– Власть, деньги, месть. Набор стандартный.

Он свернул на тополиную аллею. Павел говорил, там вычислительный центр, а за ним еще одна лаборатория.

– Например, скандально известный миллионер Влад Горкин спонсирует его из мести и из последней надежды, – продолжал черноволосый. – Его сын утонул два года назад, Горкин отказался поверить в потерю. Увез мертвое тело в Америку в криогенный центр, убежденный, что мальчика можно спасти. Сорил деньгами и здесь и там, уговаривал сделать для ребенка клона. Его убеждали самые именитые сенсы – искра души угасла, мальчику ничто не поможет. На обезумевшего папашу вышел Рюкин, предложил по сходной цене вернуть сыночка. И сделал химеру с внешностью девятилетнего пацана. Полагаю, чудище уже запустило клешни в банковский счет «предка». Они всегда так делают, эти химеры, когда «получают под опеку» человека.

Дора представила себе картинку и фыркнула от нахлынувшего чувства гадливости. Как низко и противоестественно, подло играть чувствами обезумевшего от горя отца!

– Но зачем Рюкину столько клонов? – не поняла Машка.

Ага, значит, слушает.

– Догадайся. – Валентин грустно усмехнулся. – Он решил возглавить то, от чего бежал, – новый мир, живущий по законам пилигримов.

Дора не поверила. Второй раз один сценарий не сработает. У Пятерки не вышло, их тактика известна. Нет, тут что-то еще, не только жажда власти и наживы. Все куда более запутанно и страшно.

Они обогнули вычислительный центр, замаскированный под кондитерский цех, прошли мимо двух застывших экскаваторов и крытого грузовика и вошли в неприметное одноэтажное здание лаборатории. Над входом болтался маленький флажок известного футбольного клуба. Из распахнутого окна звучала классическая музыка.

Лестница была металлической, гулкой. Под Таниными каблуками она звонко пела, под Дориными босоножками сдавленно ухала, точно простуженная сова из детской игровой приставки. Кажется, та еще валяется во встроенном шкафу родительской квартиры неизмеримо далеко отсюда.