Читать книгу - "Младший конунг - Вера Ковальчук"

Регнвальд Прямоногий, младший сын Снефрид, стал первым братом, на которым Эйрик опробовал свой знаменитый топор. Любимый отпрыск Прекрасноволосого с детства был единственным человеком в Нордвегр, которому отец позволял все. Конечно, по Скандинавии ходили слухи, будто сын Снефрид занимается колдовством, но о ком же, как не о сыне колдуньи, говорить подобные вещи? И была ли сама Снефрид колдуньей, или просто умной, красивой и чувственной женщиной, от которой мужчины теряли головы — никто не знал наверняка. Из всех четверых Регнвальд был самым смуглым, больше всех похож на финна, и потому ему тут же приписали сорок, а то и пятьдесят колдунов в дружине.

Харальд Прекрасноволосый отдал Прямоногому Хадоланд, а потом пожалел. Область была богатая, а как раз в то же самое время конунг начал задумываться, как он был неправ, наплодив такое количество сыновей, каждого из которых нужно наделить владением. Эйрику не стоило большого труда убедить батюшку, что без Регнвальда в Нордвегр будет лучше. Кто распускал слухи о колдовстве, так и осталось неизвестным, но этими слухами воспользовался именно Кровавая Секира. Глядя, как стареет отец, он начинал задумываться и о том, что братья — это потенциальные соперники на сан конунга, которые поодиночке ему, конечно, не смогут противостоять, но вот все вместе — вполне.

У него была прекрасная дружина. Для верности он взял еще сорок человек у отца и попросту сжег брата вместе с поместьем, всеми его людьми, женами и рабами. Это убийство в песнях скальдов превратилось в героическое сражение с колдунами, но Хильдрид-то прекрасно знала цену «подвигам» Кровавой Секиры. Он был отличным воином, этот старший из выживших отпрысков Харальда Прекрасноволосого, но везде и всюду предпочитал выбирать дорогу попроще. Может, именно поэтому Эйрик и не видел ни одного поражения?

Регнвальд Прямоногий стал первым в длинной череде смертей среди потомков первого конунга Нордвегр. О несчастном сыне Снефрид рассказывали, об остальных молчали, и все было представлено так, будто дети Харальда просто сами по себе потихоньку перемерли, в большинстве не оставив наследников. Те же, что остались, вряд ли могли рассчитывать на что-то большее, чем одно-другое хорошее поместье. Хакон мог считать, что ему повезло, когда батюшка решил посчитаться с конунгом Адальстейном и одновременно подшутить над ним. Хильдрид вспомнила, какое лицо было у Торы, когда женщина узнала, что ее единственного отпрыска увозят на Британские острова. Женщине Нордвегр гордость не позволяла плакать и жаловаться, и она лишь смотрела — взгляд как у раненой птицы — но на глаза наложницы конунг тогда не обратил никакого внимания.

Теперь Тора, наверное, счастлива от того, от чего прежде убивалась. Вот они, превратности судьбы.

— Неужели отец тогда и бровью не повел? — спросил Гуннарсдоттер Кадок, один из ближайших сподвижников Ятмунда, который был родом из Бретланда[38], из Гвиннеда, но служил брату Адальстейна и пользовался его огромным доверием. Он был высокий, крепкий, хоть и тощий, и быстрый, темно-русый, почти темноволосый, с внимательными серыми глазами, отлично владел оружием, и притом обладал несомненным талантом наставника, поэтому иногда натаскивал в драке старших мальчишек при дворе короля. Кроме того, Кадок знал несколько языков, и на нордвегрском болтал, как на своем родном.

— Повел, конечно. Я помню, как он ждал — что ему скажут ярлы. Он опасался, что они его осудят за... ну что ж, скажем прямо, за самое настоящее убийство сына.

— Осудили?

— Никто. А Эйрика и вовсе хвалили, как за настоящий подвиг.

— Вот так ерунда. Колдуны иногда бывают полезны. Конунг мог бы воспользоваться помощью сына и его подручных и покончить со своими врагами.

— Во-первых, конунг считал себя слишком сильным, чтоб прибегать к такого рода низким уловкам, а во-вторых, никто никогда не рассказывал хоть о каком-нибудь колдовстве, которое сотворил Регнвальд.

— Ну что ж. Тут все понятно. Отец решил избавиться от неудобного отпрыска. Потом то же самое случилось и с другими сыновьями этой Снефриды?

— С каждым свое. Да.

— Кто бы сомневался, — Кадок покачал головой. Потом покосился на Хильдрид. — Я давно хотел тебя спросить... Только не решался.

— Ну?

— Как так получилось, что ты — женщина — оказалась во главе дружины? Я прежде не слышал, чтоб y норманнов сражались женщины.

— Как получилось? Да как-то само собой. Уверяю тебя, очень многие женщины Нордвегр смогут постоять за себя, если придется. Они, правда, не ходят в походы, не облачаются в кольчуги, не обязательно берут мечи, но если попытаешься обидеть мою соотечественницу, можешь получить отпор от нее самой. Такое бывает. Нас всех учат, что свою честь нужно отстаивать при любых обстоятельствах, как угодно. Потерявший честь теряет все. Даже свободу. Даже жизнь.

— Хм... — ответил Кадок. — Теперь мне понятно, почему ваш народ так опасен... Я слышал, будто ты в Нордвегр лучший кормчий. Это так?

— Лучший? Нет, не так. Я хороший кормчий.

— Я не отказался бы ходить на твоем корабле.

— Да? — она подняла бровь. — С чего бы? Я тебе так нравлюсь?

— Еще не знаю. Но я люблю необычное.

Они сидели на краю крепостной стены Хельсингьяпорта, над самыми воротами.

Она охотно согласилась поговорить с Кадоком, когда тот попросил об этом. Она не сомневалась, что разговор пойдет об Эйрике. Воин хочет присмотреться к будущему соратнику, с которым, быть может, придется прикрываться одним щитом, да еще узнать какую-нибудь важную информацию.

— У меня большая семья, — сказал Кадок. — Шестнадцать братьев, да их сыновья, да двоюродные братья, да троюродные... Общим счетом пятьдесят восемь человек. Мы договорились, что вождем буду я. Я не старший, но самый сообразительный, как говорят. И, к тому же, хорошо болтаю на разных английских языках...

— Да уж, — проворчала она. — Как я понимаю, мой родной язык уже стал одним из английских наречий, так?

— Ха, такая большая область, как Денло, говорит на нордвегрском. И Нортумбрия тоже. Язык, который лучше бы знать.

— У вас в Бретланде принято, чтоб вожди командовали собственными семьями? — спросила она, улыбаясь.

— Бывает по-всякому. Я вот что скажу. Все норманны у тебя в отряде — отличные воины. А у меня... Ну что ж, они все очень разные. Есть крепкие, опытные ребята. А есть и очень молодые. Если случится так, что бой будет на суше — ты не против, если мой отряд встанет рядом с твоим? А?

Гуннарсдоттер лишь усмехнулась. Она прекрасно понимала мысль Кадока — он хочет подпереть свои полсотни воинов викингами хотя бы с одного бока, может, уговорит еще кого-нибудь из викингов, чтоб встали с другой стороны. И тогда, быть может, его людям будет полегче — в окружении опытных воинов так обычно и бывает. Но вместе с тем ей было лестно, что к ней обратились.

— Почему нет. Мы еще поговорим об этом.