Читать книгу - "Античные хроники - Валентин Леженда"

— А как же Зевс?

— От Зевса, по крайней мере, мы знаем чего ожидать.

Внезапно Фемистоклюс замер, так как ему послышались чьи-то приглушенные песком шаги, но очередной беглый осмотр местности никакой опасности не выявил. Проклятые барханы мешали звуки, не давая понять, откуда приближается опасность. Кто-то их выслеживал, это было для опытного Фе-мистоклюса яснее ясного. Кто-то или что-то охотилось на них, и рыжебородый грек уже пожалел о своем легкомысленном решении покинуть Олимп.

Что и говорить, очень опрометчивый поступок.

— Алкидий, — Фемистоклюс ободряюще похлопал дернувшегося приятеля по плечу, — попробуем обойти прозрачную глыбу справа.

Бледный Алкидий коротко кивнул.

— Значит, вы хотите, чтобы я написал положительный отзыв об итогах экспедиции. Я правильно вас понял?

— Верно, Зевс, — кивнул Гефест, — ты схватываешь на лету, но это еще не все.

— Да?

— Ты не просто напишешь положительный отзыв как руководитель всей экспедиции, ты в этом самом отзыве похвалишь разработчиков программы «Демиург».

— То есть вас? — непонятно чему обрадовался Громовержец.

— Именно, — подтвердили заговорщики.

— А по ха не хо?

Сообщники недоуменно переглянулись.

— Что? — выдавил Аполлон.

— Я спрашиваю, больше вам ничего не надо?

— Нет, ничего, — улыбнулся Гефест. — Как только ты сделаешь то, что от тебя требуется, мы сразу же стартуем.

— А можно один вопрос? — ехидно спросил Громовержец.

— Валяй, батя, — благосклонно кивнул Гефест.

— А как это вам, трем законченным придуркам, удалось перепрограммировать бортовой компьютер?

— Что ж, отвечу. — Гефест привычным жестом огладил бороду. — Это было довольно просто. Я перепрограммировал бортовой комп при помощи простого плазменного паяльника.

— Это как? — Зевс ошарашенно тряхнул головой, незаметно пододвигаясь поближе к несколько рассеянному Аполлону.

— Мало знаешь, — философски изрек божественный кузнец, — дольше живешь…

И в этот момент Зевс прыгнул.

М-да, недооценили Тучегонителя заговорщики, серьезно недооценили.

С легкостью вырвав ржавую трубу из рук не ожидавшего вероломного нападения Аполлона, Зевс, издав залихватское «эй-ех», врезал этой самой трубой прекрасному богу по морде.

Истошно взвизгнув, Аполлон упал на пол. (Экий каламбур вышел! — Авт.) Действовал Громовержец на удивление прытко, второй удар железной фиговины достался Гефесту. Гефест успел отбить трубу сварочным аппаратом, но не удержался на ногах и свалился рядом с Аполлоном, подпалив тому своим импровизированным огнеметом накидку на заднице.

На высоте оказался один лишь Геракл.

Зевс и великий герой Греции сошлись в равном бою в ярко освещенном коридоре Олимпа.

— А-а-а-а… — визжал Аполлон, припадочно катаясь по полу в надежде потушить пылающий зад.

Учуяв запах дыма, включилась корабельная система противопожарной безопасности, и в каюте Зевса прямо с потолка хлынул проливной дождь. Аполлон с удовольствием подставил задницу спасительным водяным струям.

«А в коридоре шла битва не на жизнь, а на смерть. Геракл стойко отбивал своей дубиной яростные выпады Зевса, весьма ловко управлявшегося со ржавой железякой.

«Знали бы заговорщики, что в бытность свою молодым Громовержец являлся самым заядлым хулиганом среди студентов Межзвездного института истории. Его даже пару раз собирались выгнать за расовую дискриминацию по отношению к другим студентам, но Зевсу все сходило с рук, так как учился он просто феноменально, еще на первом курсе написав знаменитую курсовую (пролог будущей диссертации) под броским названием „Инопланетные античные цивилизации: расцвет, упадок, торжество идиотизма“.

— Ребята, — жалобно позвал Геракл, получив разок ржавой трубой в челюсть, — вы там побыстрее, что ли.

Первым на помощь великому герою пришел Гефест и общими усилиями они оттеснили Зевса в тупой конец коридора.

— Сдавайся! — закричал божественный кузнец, безуспешно пытаясь включить намокший сварочный аппарат, годившийся теперь разве что на роль дубины.

— А вот хрен вам собачий, — огрызнулся Зевс, заехав сандалией Гераклу в пах.

Великий герой тут же выбыл из поединка, с тихим стоном рухнув под ноги Громовержца. Зевс споткнулся, не удержав равновесия… тут-то его кулак Гефеста и настиг, вырубив несгибаемого владыку Олимпа на ближайшие несколько часов.

— Фух… — Божественный изобретатель с облегчением вытер лоб.

— И-у-у-у… — стенал на полу коридора Геракл.

— Сволочи, вы поджарили мне задницу, — ревел не своим голосом Аполлон, бегая кругами по каюте Зевса и вертя дымящимся мягким местом.

— Зевс обезврежен, — довольно заявил Гефест. — Потери в наших рядах незначительные.

— Незначительные?! — провыл с пола Геракл. — Да у меня теперь детей не будет!

— Ну и хорошо, что не будет. — Кузнец крепко связал Зевса своим кожаным поясом. — Меньше хлопот, да и сбережения сэкономишь…

Геракл шутки не понял, мысленно назвав Гефеста очень нехорошим и крайне нецензурным словом (вот это слово:… — Авт.).

— Тяжелый, гад. — Гефест с трудом оттащил Громовержца от стены. — Ты бы помог мне, дружище!

По-прежнему постанывая, Геракл медленно поднялся с пола. Мутным взглядом посмотрел на бегающего по мокрой каюте Аполлона.

— Бар-р-р-дак, — тихо подвел итог своему осмотру великий герой Греции.

— Да помоги же мне эту тушу в помещение занести, — прошипел Гефест, пиная бесчувственного владыку Олимпа ногой.

Геракл помог.

Вместе они занесли Зевса в его же каюту и уложили на промокшую кровать лицом вниз. Матеря-

щийся Аполлон еще сделал пару кругов почета по каюте, после чего помчался в медотсек звездолета.

— Вот же как себя любит, — усмехнулся Гефест (имея в виду Аполлона), с интересом изучая синюю наколку над предплечьем Громовержца.

«Не забуду Геру», — было криво вытатуировано на загорелой коже владыки Олимпа.

— И что теперь нам делать? — устало спросил Геракл, проковыляв к винному бару в стене, где в маленьком ведерке хранился лед.

— Все сами организуем, — ответил Гефест, — и без участия Зевса. Я ведь знал, что он откажется сотрудничать.

Геракл тяжело вздохнул и высыпал все содержимое золотого ведерка прямо себе в набедренную повязку.

* * *

… То, что решение обойти прозрачную глыбу справа ошибочно, Фемистоклюс понял слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить.