Читать книгу - "Золотая ладья нибелунгов - Ирина Измайлова"

Тот размышлял всего несколько мгновений.

— Нырну я вдвоём с Антипой. Герхард, на всякий случай ты за старшего.

— Понял, — кивнул германец. — Только я ещё вот что предлагаю. — Он протянул предводителю отцепленный от носа драккара тонкий канат. — И тебе, и Антипе надо по верёвке к ноге привязать. Если что-то или кто-то на вас нападёт, трижды дёрнешь, мы знать будем и на помощь придём. А дважды потянешь, просто вас за эти верёвки вытянем.

— Ладно, — согласился Садко. — Но только ты сам не ныряй. Не рискуй. И так вон Никанорыч приказ мой нарушил, от второй ладьи уплыл, без командира её оставил.

— Да я!.. — начал было, заливаясь густой краской, Антипа.

И пристыженно умолк.

— Не бойся, — усмехнулся Герхард. — Я же военный. И приказов не нарушаю никогда. Да и ныряю всё же хуже, чем вы оба, какой от меня прок?

— А за раненым-то давеча нырнул, — подал голос Лука Тимофеевич, усевшийся тем временем на одной из золотых груд и бесцельно тыкавший в неё мечом, отчего струйки монет, шурша, расползались в разные стороны.

— Ну, тогда больше некому было, — пояснил германец. — Никто ещё не отошёл после нападения змея. И не бросать же было раненого. Нет-нет, я останусь в ладье. Садок, не беспокойся.

Оба купца прочно укрепили верёвки, каждый на лодыжке левой ноги, и, перекрестившись, один за другим перекинулись через борт.

Садко с трёх лет умел плавать и нырять, поэтому для него не было ничего необычного в том, чтобы открыть под водой глаза, чего не умели даже некоторые из его гребцов. Он, правда, сомневался, проникает ли глубоко под воду неверный рассеянный свет, заполнивший грот, и увидят ли они с Антипой вообще что-нибудь. Поэтому был готов просто водить под днищем драккара руками да прихваченным с собой копьём (ещё и на случай нападения какой-нибудь подводной нечисти).

Свет под водой, однако, был. Ещё более слабый, чем наверху, он всё же позволял смутно различать и чёрное брюхо драккара над головой, и силуэт Антипы, погрузившегося одновременно с ним.

Оба проплыли под водой, один к носу, другой — к корме чужой ладьи, но не заметили ничего, что соединяло бы её с дном грота. Да и самого дна видно не было, казалось, он глубок, как колодец.

Садко, едва окунувшись, вдруг понял, что ему становится страшно. Необъяснимый одуряющий ужас проникал в его существо вместе с холодом мертвенно неподвижной воды. И то, что в ней ровно ничего не было, кажется, пугало ещё сильнее. Но так ли ничего? Всматриваясь, ныряльщик вдруг понял, что снизу, из бездонной глубины медленно поднимаются, приближаясь к ним, какие-то мутные тени. Они почти не двигались, просто всплывали, но это было, пожалуй, ещё страшнее.

Одновременно ему показалось, будто вокруг слышится, исходя со всех сторон сразу, словно разливаясь в неподвижной воде, какой-то глухой шелестящий шёпот. Слов нельзя было различить, да и были ли это слова? Десятки (или сотни?) едва слышных голосов одновременно повторяли что-то, что невозможно было понять. То ли они звали его неведомо куда, то ли грозили, то ли стенали о чём-то. В какой-то миг ныряльщику показалось, будто сквозь это неразборчивое шелестение пробивается чей-то ехидный смех, потом вдруг померещился плач. И эти бессвязные звуки надвигались, наплывали, одурманивая, оглушая сознание.

Прямо перед собой Садко увидел лицо оказавшегося рядом Антипы. Тот смотрел расширенными, вылезающими из орбит глазами, явно охваченный ещё большим ужасом, чем его товарищ.

Садок указал рукой вверх — всплываем. Новгородец кивнул, но вдруг ухватил своего предводителя за руку, кажется, теряя голову и переставая понимать, что он делает. Его рот вдруг широко открылся, и Садко понял: сейчас Антипа захлебнётся и уже не сумеет вынырнуть... А в это время вокруг них сжимался расплывчатый круг странных существ, то ли рыб, то ли русалок. От их голов с огромными недвижными глазами исходило какое-то призрачное свечение, тонкие руки (или не руки?) жадно тянулись к ныряльщикам. Вот что-то холодное, как ночной страх, схватило Садко за ногу, куда-то потянуло.

Он и сам едва удержался, чтобы не завопить, разинув рот под водой. Но многолетняя привычка спасла его. Он ещё плотнее сжал губы. Почти вслепую ткнул копьём в то, что его держало, и холодное кольцо на щиколотке разомкнулось. Отхлынули, немного отдалились и шепчущие голоса.

Тут купец вспомнил про уговор и, дотянувшись до своей левой ноги, что есть силы два раза рванул верёвку, другой рукой крепко обхватив Антипу, он понимал, что новгородец уже захлёбывается и, скорее всего, не вынырнет сам.

Когда их втащили в ладью, оба готовы были потерять сознание. Антипа хрипел и плевался, выплёвывая огромное количество воды, которую успел заглотить.

— Господи Иисусе, спаси нас, грешных! — прошептал Садко. — Нас... нас там кто-то хватал... и тянул...

— Ага! — Антипа всё не мог выплюнуть набравшуюся в рот воду, кашлял, хрипел, хватался за грудь. — Тянули, ещё и как! И шептали, шептали что-то. Я уж думал — умом тронусь!

— Во! Я ж говорил: русалки проклятые! — завопил дружинник, которого недавно отправил за борт удар невидимого стража сокровищ.

— Святый отче Николай, не оставь нас, помоги! — Садок Елизарович поднял руку для крестного знамения, но закоченевшие в не такой уж холодной воде пальцы не распрямлялись, не складывались в двуперстие.

— Плыть отсюда надо, Садко! Бежать!

— Спасаться надобно! Сгинем мы тут все!

Крики послышались со всех сторон. Накативший волною ужас был теперь сильнее жажды заполучить недоступные золотые груды.

И тут вдруг Лука ахнул:

— Братцы! Ой! Что ж это?!

Тотчас отчаянный вопль вырвался почти у всех. Из воды, окружая ладью с трёх сторон (одним бортом она прижималась к драккару), стали подниматься длинные и толстые, извивающиеся в воздухе змеи. У них не было голов, а гибкие тела были покрыты круглыми плоскими бляхами, точно гигантскими шляпками гвоздей. Эти змеи проворно оплетали борта, лезли в ладью, тянулись к людям.

Одолевая накатывающую дурноту, Садко глянул через борт вниз и увидел, как из глубины вырастают очертания чудовищного тела, почти бесформенного, колыхавшегося, как густой сбитень. В центре этой массы стеклянно светились два чудовищных, холодных глаза, а змеи росли прямо из туловища по обе стороны этих глаз.

— Что это?! — задыхаясь, прошептал купец, занося, однако, руку с копьём, чтобы оказать хоть какой-то отпор немыслимому чудовищу, вылезавшему со дна грота.

— A! Es ist wieder du! Ein schmutzig Vieh!^[72] — взревел в это время Герхард, в ярости переходя на свой родной язык.

В мгновение ока он вскочил на борт ладьи и взмахнул мечом. Срезанная, точно серпом, громадная змея плюхнулась на дно ладьи, за нею вторая, потом третья.

— Все за мечи! — закричал германец. — Рубите их, рубите! Это не змеи, а как бы руки этой поганой твари! Осторожней, на них присоски — ухватит, не вырветесь! Бейте его! Вот тебе, скотина! Вот! Вот!