Читать книгу - "Дети богини Кали - Анастасия Баталова"

— Почему ты решил, что не люблю? — возразила Виктория; она села на постели, подложив под спину подушку, и поставила пепельницу рядом с собою на одеяло, — я как раз люблю Эдну, мы вместе служили в армии, и вместе поступали, она всегда мне звонит, если у неё хороший контракт, ей нравится работать со мной, и она частенько повторяет: «Ты мой счастливый талисман, но порой жутко меня раздражаешь…»»

— Но вы ведь так много ссоритесь на съемочной площадке…

— Я думаю, что в данном случае это нормальная диалектика киноискусства. Когда несколько человек объединяют свои творческие способности, складывают вместе свои уникальные неповторимые видения предметов и явлений, нестыковки неизбежны, ведь творчество всегда продукт глубоко индивидуальный, личный. Когда работает коллектив, результат труда представляет собой сложную комбинацию усилий всех его членов. Согласись, в живописи, к примеру, такого практически не бывает, чтобы два художника писали одну картину, а если такое всё же происходит, то споры идут едва ли не из-за каждого мазка… Так и здесь: нам с Эдной порой трудно увидеть одно и то же. Разделить творческий порыв другого человека — это всё равно что на несколько минут перевоплотиться, взглянуть на мир чужими глазами; она вообще-то очень сильный самобытный режиссер, может, ты даже знаешь её работы… «Новое слово любви», скажем, широко известная картина на религиозную тему — воссоздание легенды о дочери Божества, пришедшей на Землю спасть людей, её снимала Эдна, успех тогда был колоссальный, просто блеск; с тех пор она очень болезненно воспринимает неудачи, в частности, когда предлагают снимать рекламу, это для неё унижение, но, как говорится, на безрыбье… В последнее время Эдну не приглашают в серьезные кинопроекты.

— Почему?

— Не нравится продюсерам, — Виктория недовольно поморщилась; уронив пепел на одеяло, она небрежно сдула его, — Эдна снимает тяжеловесно, вдумчиво, медлительно, делает много акцентов на деталях, а в современном кино сейчас взят курс на облегчение кадра, исключение информационной и эмоциональной перегрузки зрителя, усиление динамичности сюжета — зритель не должен скучать, надо сделать так, чтобы картина подхватывала его и несла… И он не должен много думать, пусть жует себе попкорн в кинозале, наши фильмы перестанут покупать, если из-за передозировки смыслом бытия, — она иронично усмехнулась, — упадут продажи попкорна, кино — это индустрия, бизнес, поэтому наша продукция обязана соответствовать спросу.

— Бедная Эдна… — Малколм сочувственно вздохнул, склонив хорошенькую головку на плечо Виктории, — у неё, я заметил, такие резкие нервные манеры, как будто сжатая пружина внутри, должно быть, она очень сильно переживает недостаток самореализации.

— Возможно, — небрежно ответила Виктория, — но я думаю, что это в большей степени из-за любви. У нее было три мужа, и со всеми тремя ей одинаково не повезло — они изменяли ей с её ассистентками, актрисами, даже с сотрудницами, отвечающими за освещение, тратили её деньги, и в конце концов уходили… Вряд ли найдется человек, способный не приобрести после такого хроническую тягу к самоуничижению, — Виктория потушила сигарету, уронила руки на одеяло, — каюсь, здесь и я приложила руку. Во время сьемок одного из наших совместных фильмов, у нас обеих случился роман с исполнителем главной роли, она на меня очень долго потом дулась, но, боюсь, это было необходимо; в фильме не получилось бы такого надрывного эротического накала, не окажись мы обе от него без ума, а он был вот нечто вроде тебя, молоденький совсем, нет и двадцати, а уже такой спокойный и нравственно терпимый, — она усмехнулась, — перепрыгивал из одной постели в другую как кузнечик, и ничего… А кстати, — Виктория повернулась к Малколму, глаза её задорно сверкнули, — а ты не думал о том, чтобы попробовать себя в кино?

— Нет, — удивился юноша, — у меня же нет таланта.

Виктория откинулась на сложенные стопкой подушки и рассмеялась.

— А вот тут ты ошибаешься. Ты обладаешь самым большим и важным из всех талантов, а именно — ты способен ответить взаимностью на всякую обращенную к тебе любовь. Немногим это дано. Гордыня диктует нам необходимость тщательно выбирать себе предмет для поклонения. И в обоснованности этого выбора мы находим подтверждение высоты нашего духовного развития. Только животному для спаривания, считаем мы, сойдет любая здоровая особь своего вида. Существа разумные, мы преисполнились высокомерия… А я вот думаю, что это своеобразная мудрость — не выбирать. Ведь в каждом из нас, если присмотреться, можно обнаружить Вселенную. И полюбить. И жизни не хватит, чтобы разгадать эту Вселенную до конца… Отпихнуть распахнутый перед тобою мир, если он чем-то тебя не устраивает, гораздо проще, чем, преодолев себя, принять его. Я убеждена, любовь — это талант, — Виктория выразительно посмотрела на Малколма, — и у тебя он есть. С таким талантом можно пробиться и в кино, и во власть — куда угодно — ибо любое притворство рано или поздно будет раскрыто, а вот искренность чувств всегда и везде оценят по достоинству.

Малколм вздохнул. Ему вспомнилась в этот момент девушка в черном костюме — да, пожалуй, Виктория права, да не совсем — ведь окажись та девушка сейчас рядом, его дар любить всех и вся мгновенно бы иссяк, обрушившись огромной лавиной на неё одну, во всяком случае так ему казалось…

— Нет, я не хочу в кино, — сказал он.

— Я не буду спрашивать почему, — ответила она, — это особый мир, в который либо влюбляются навек, либо отвергают сразу.

Нить наметившейся в разговоре откровенности начала ускользать, и Малколм спешно подхватил её, в такие минуты можно спросить о многом, и он решил, что в контексте разговора о мужьях Эдны самое время выяснить что-нибудь о самой Виктории:

— А у тебя есть муж?

— Нет, — ответила она, вытягивая зубами новую сигарету из пачки небрежно и вместе с тем изящно (как только она одна умела), — но был, — добавила она значительно. На лицо Виктории при этом как будто бы набежала тень — точно маленькое облако заслонило собою солнце, это лицо освещавшее.

— Если не хочешь, можешь не отвечать, — прибавил Малколм немного виновато, — он тоже ушел, как от Эдны?

Виктория тонко усмехнулась.

— Да, пожалуй. Только гораздо дальше.

Она помолчала, сделала несколько затяжек подряд.

— Это случилось, когда я получила гонорар за работу над фильмом «Долгий рассвет», мои первые большие деньги. Мы тогда только поженились, нам кружило голову от счастья и успеха, хотелось роскоши. Я купила открытый автомобиль. Мы с шиком катались повсюду, ходили по фешенебельным ресторанам, гуляли, мы жили тогда, любуясь собой, такие красивые и богатые, нас ждало, как нам казалось, самое радужное будущее, какое только можно себе вообразить. Но во время одной из таких прогулок мы попали в аварию, очень глупую, мне — совершенно ничего, даже странно, как будто назло, ни царапины, а он сразу насмерть — перелом основания черепа — бедный мальчик, ему только-только исполнилось двадцать, милый, очень чистый мальчик…

Она снова замолчала, и именно в этот миг разом стихли все звуки, доносящиеся из открытого окна, очень странное красивое и грустное чувство кольнуло Малколма, ведь он тоже однажды умрёт, никому ещё не удавалось этого избежать, и, возможно, он умрёт даже совсем скоро, так и не испытав объятий той девушки в чёрном костюме…