Читать книгу - "Конан и воин из пророчества - Дуглас Брайан"

Арилье покраснел и отвел взгляд. Конан сердито покачал головой. Когда за дело берутся влюбленные дети — жди беды: кровь то и дело ударяет им в голову, застилает им зрение и мешает ясно соображать.

— Здесь было множество всадников, — продолжал Конан. И рявкнул: — Да гляди получше! Что ты птицу рассматриваешь? Что тебе скажет птица?

Большой серый журавль, показавшийся над лесом, сделал круг и улетел. Птица действительно была очень красива — завораживающе красива — но вряд ли имела отношение к расследованию, которое предприняли Конан с Арилье.

А вот орел, паривший высоко в небе, возможно, имел кое-какое отношение к обоим следопытам… но на орла они внимания не обращали.

Арилье показал рукой на то, что поначалу не заметил Конан:

— Здесь кого-то тащили по траве! Конан, они тащили их по траве волоком, как делают с теми пленниками, которых хотят умертвить!

Он едва сдерживался, чтобы не закричать от отчаяния. Конан, сидя на корточках, ощупывал руками широкий след в траве, словно рассчитывал, что след с ним заговорит человеческим голосом и объяснит все имеющие место несообразности.

Затем встал, отряхнул штаны.

— Кое-чего я не понимаю, — признался северянин. И прикрикнул на Арилье: — Перестань страдать! Слушай и думай! Ты меня понимаешь?

Он тряхнул юношу за плечи. Тот глубоко вздохнул, и, наконец, глаза его прояснились.

— Да, Конан, я тебя понимаю. Говори.

— Хорошо… Вот, Арилье, какая загадка. Рукмини — красивая и здоровая молодая девушка. Что бы она ни сделала — какое бы преступление, с точки зрения наших врагов, ни совершила, но убивать ее смысла нет. Ее можно продать в гарем какого-нибудь богатея, хотя — это вероятнее — Шраддха или сам Аурангзеб оставят ее у себя. Во всяком случае, лично я бы так и поступил.

Каждое его слово причиняло Арилье страшную боль, юноша даже морщился. tie обращая внимания на раненые чувства свое о собеседника, Конан невозмутимо продолжал:

— И вот самая большая загадка. Почему со столь генным товаром, как Рукмини, обходятся так небрежно?

— Может быть, они связали Ратараха, — предположил Арилье. — А Рукмини…

— Нет, — перебил Конан. — Ратарах бежал за лошадью. Вот его следы, смотри.

Один отпечаток был достаточно четким, чтобы оба следопыта увидели оттиск маленькой подковки, которую Ратарах носил на своих сапогах на счастье.

— Это ведь его след, не так ли? — настаивал Конан.

— Давай перестанем гадать и просто поедем по следу, взмолился Арилье. — Пока я не узнаю о том, что случилось с Рукмини, мне не будет покоя.

Конан уселся в седло, и оба тронулись в путь. Они не спешили, хотя сердце Арилье готово было вылететь из груди и мчаться по следу вперед, не разбирая дороги.

Орел у них над головой испустил жалобный, протяжный крик и исчез в ярком солнечном мареве. Арилье даже не поднял головы, чтобы проводить его взглядом. В те часы молодой человек даже не подозревал о том, что учитель покинул его — и всех остальных, включая Траванкора, — навсегда.

— Здесь, в джунглях, есть одно затерянное святилище богини Кали, — вспомнил Арилье. — Как-то раз, очень давно, мы с отцом побывали там.

Конан с интересом смотрел на своего молодого спутника.

— Ты хорошо помнишь своего отца, Арилье?

— Да. Он был очень добрым и любил мою мать, — вздохнул юноша. — И хоть они оба были презираемыми и отверженными, я думаю, они были счастливы друг с другом. Их связывала настоящая любовь. И меня они любили. Особенно — отец. Он любил рассказывать мне разные интересные вещи. «Отверженные» знают немало такого, о чем члены высших каст даже не догадываются. Мы ведь убираем нечистоты…

— Не говори об «отверженных» как о своей касте, — предупредил Конан. — Мне-то это безгранично, потому что я — свободный человек и могу составить собственное мнение о ком угодно. Но в Вендии люди связаны множеством предрассудков.

— Я говорю о своем детстве, — ответил Арилье. — А в детстве я принадлежал к «отверженным». Словом, я хочу сказать, что в нечистотах можно отыскать множество любопытнейших вещей. И вот как-то раз мой отец был направлен в один храм… Он потом показывал мне это место. Это заброшенный в джунглях храм богини Кали. Не благодетельной Дурги, которая создала дождь для урожая, жирную плодородную почву для растений, которая набивает животы домашнего скота, чтобы люди могли насыщаться мясом и молоком… Нет, это было святилище смертоносной Кали, матери всех болезней, лика смерти, другого имени для погибели… Там грудой лежали поросшие мхом, наполовину сгнившие черепа и кости людей, по большей части младенцев. Имелись и тухлые туши жертвенных животных, которых не сожгли на алтаре, а просто бросили гнить. Повсюду была грязь, какая-то слизь… Мой отец должен был отчистить храм, потому что там предстояло начать служение новому жрецу. Требовалось привести помещение в надлежащий вид. Мой отец даже мыл саму статую богини — с высунутым языком, с вытаращенными глазами, с украшениями в виде черепов… Она была очень страшная! Но самым ужасным показался моему отцу даже не самый внешний вид богини, а то, какой была статуя на ощупь. Она была совершенно как живая… Несколько раз ему даже почудилось, будто она вздохнула. И он видел, — тут Арилье понизил голос, как будто боялся, что некто сумеет их подслушать, — что ее груди колеблются под собственной тяжестью! Он уверял меня, что так оно и было.

— А тот жрец, который потребовал, чтобы для него отмыли храм, — какой он? — спросил Конан. — Твой отец видел его?

— Да, — кивнул Арилье. — В те годы то был совсем молодой человек, с виду очень простой.

Но в его глазах горел дьявольский огонь, так что мой отец испугался этого жреца едва ли не больше, чем самой богини.

— Твой отец был весьма здравомыслящим человеком, — заметил Конан. — Всегда следует бояться существо из плоти и крови больше, нежели существо из камня и дерева. Это правило не раз помогало мне остаться в числе живущих.

— Об этом храме и потом ходили ужасные слухи, — добавил Арилье. — Будто статуя и впрямь оживает. Будто жрец умеет разговаривать с богиней через эту статую, и будто бы богиня всегда выполняет все его просьбы.

— А к чему он стремится, этот жрец? — осведомился Конан.

— Откуда простой воин может знать о тайных мыслях такого могущественного человека, как жрец Кали? — пожал плечами Арилье.

— Откуда? Да оттуда, что все эти честолюбивые жрецы никогда не делают тайны из своих намерений, — сообщил Конан. — Впрочем, если тебе ничего не известно… значит, жрец пока что не решился действовать. Возможно, он захватил Рукмини и Ратараха для того, чтобы посвятить их своей богине. А если так, то… То им грозит очень большая опасность!

— Что может быть ужасней рабства? — спросил Арилье.

— Рабство у людей — ерунда, — отрезал Конан. — Из плена всегда можно бежать. Поверь человеку, который пару раз бывал прикован к галерному веслу. Занятие неприятное, но не исключает побега.