Читать книгу - "Принц Вианы - Дмитрий Старицкий"

Увидев, что я заинтересовался этими женщинами в мокрых рубашках, эротично обтягивающих их спелые груди, шкипер охотно пояснил:

— В Нанте, ваш высочество, есть цех прачек, куда допускаются только женщины. Этот кусок берега под обрывом цех давно выкупил у города. Не меньше ста лет назад. И места для стирок они заказывали сами у цеха плотников. Удобно. Даже в дождь стирать можно. Работа без простоя — заработок больше.

— А зачем их выдвигать так далеко в реку?

— У берега, ваше высочество, вода не так чиста из-за частых обвалов обрыва. Глина… — сказал он последнее слово с небольшой протяжкой, как будто оно объясняло все на свете. — Зато она тут очень мылкая, и ей стирать хорошо.

Прачки со своим «конкурсом лучшей мокрой майки» медленно проплыли мимо борта и остались за кормой.

— Это единственный женский цех в Нанте? — задал я вопрос шкиперу.

— Истинно так, ваше высочество, если не считать цеха проституток.

— Интересно, как магистрат присваивает блудницам звание мастера? — засмеялся я. — Заочно или на мандатной комиссии?

Но шкипер оставил этот вопрос без ответа. Наверное, он его и сам не знал. Но скорее — не оценил моего юмора.

— И что, каждая проститутка в этом цеху — мастер? — уточнил я у шкипера.

— Нет, ваше высочество, сами проститутки у них как раз наемные подмастерья. А мастерами являются бандерши, как организаторы дела. Женщины для развлечения пользуются в Нанте определенным почетом и защитой города. А занятие этим ремеслом вне цеха преследуется магистратом в пределах городских стен как незаконное. А за городом передком подрабатывают дочери содержателей трактиров и постоялых дворов, не отрываясь от основных обязанностей. В порту еще были дешевые внецеховые бордели для непритязательных моряков, но, вероятно, они уже сгорели.

— Вот-вот, куманек… Я как раз на эту тему вспомнил смешную историю, — раздался за моей спиной голос моего же шута, — произошедшую в Мене лет этак двадцать назад. Загорелся бордель. Все бегают, хлопочут, кричат: «Воды, воды!» Тут отворяется одна дверь и хриплый дуэт кричит: «А в наш номер — анжуйского!»

Шкипер сложился от смеха так, что барка рыскнула по курсу.

А я спокойно спросил шута:

— Сам придумал?

Что поделать, мне все местные анекдоты будут казаться с бородой. Издержки попаданства.

— Зачем что-то придумывать, сир, — обиженно насупился дю Валлон, — когда это я сам кричал с Жоржеттой. Потом недели две весь город ухохатывался над нами до недержания мочи.

Река сделала очередной поворот, и стали видны стены города, плотно окутанные сизо-черным дымом. Как Москва от горелых торфяников.

К запаху гари примешался запах горелых специй. Мой нос выделял пока только запах гвоздики, но и ее перебивали запахи жженого пера и сгоревшего сукна.

— Да. Кто-то сегодня очень сильно погорел, — прокомментировал шкипер в окружающее пространство и обтер со лба пот своим полосатым колпаком. Помолчал немного, видя, что разговор в пустоту никто не поддерживает, и обратился уже персонально ко мне:

— Готов об заклад побиться, ваше высочество, что через некоторое время придут корабли, груженные пряностями. Причем за это время они вряд ли могли бы сплавать хотя бы в Магриб.

— Кто бы сомневался, — ответил я. — Даже спорить ne-sportivno. Конкурентная борьба дикого капитализма. Как это вечно под луной…

По мере приближения порта стало заметно, что город — ни на острове, ни на материке — не пострадал. Разве что сильно задымлен.

Сам же вытянутый вдоль берега порт торчал наклоненными в разные стороны обгоревшими мачтами, как могильными крестами на заброшенном кладбище. Догорало сотни полторы кораблей. Спаслись только те, что стояли на рейде или успели уйти из порта, когда только еще разгоралось.

За кораблями от множества выдвинутых к самой кромке берега плотно поставленных трехэтажных пакгаузов остались только обгоревшие столбы и головешки, которые растаскивали баграми закопченные люди, издали похожие на муравьев.

Небо искажалось в обманных лучах восходящего солнца, постоянно меняя свой оттенок. То ли от скопившейся в воздухе сажи, то ли от попадания в восходящие потоки разноцветных специй, красителей и редкого заморского дерева. Порывы ветра прибавляли новые ароматы: то мускатного ореха, то корицы, то шафрана…

Вдруг все мгновенно перебивалось зловонием паленого мяса и жженого перца.

И снова сладковатый пряный дым сгоревших специй создавал в воздусях благорастворение.

Самый большой порт Франции сгорел, но в благовоннейшим из пожаров. В последних порывах ветра слышались сильные ноты ладана, нарда и мирра. Как реквием по бывшему благополучию.