Читать книгу - "Женить нельзя помиловать - Вячеслав Шторм"

в которой мы разрешаем очень непростую ситуацию, пинаем Колобок, а потом знакомимся с детскими страхами Римбольда и еще одним идеалом женской красоты

Сын жены Друзя от первого брака — наводящий ужас на всю округу Кенарей-разбойник — на деле оказался самым обычным мужиком лет сорока, выглядевшим отнюдь не грозно. По крайней мере, когда сэр Шон именем князя Вольдемира категорически потребовал привести Кенарея сюда, тот даже не попытался бежать или сопротивляться.

— Пузо, значит, как пивной котел? — не без ехидства в голосе поинтересовался я у сэра Шона, когда знаменитый разбойник, потупив очи и смущенно тиская в руках шапку, предстал пред нами.

— И роста гигантского? — добавил Бон, оказавшийся выше Кенарея чуть ли не на полголовы.

— Ничего не понимаю! Эй ты, отвечай честно: кто ты такой?

— Дык эта… Илейка я, боярин, — пробасил тот. — А люди Кенареем кличут.

Эге, стало быть, тезка нашего «богатыря» получается?

— Разбойник? — продолжал допрос Ки Дотт. Детина вздохнул:

— Есть грех. Люблю с кистенем по дубраве погулять, купчишек потрясти. Верь, боярин: не корысти ради, токмо для развлечения.

— Об этом не мне судить, а Вольдемиру-князю, — надулся сэр Шон. — Поедешь со мной в столицу — ответ держать. Говорят, ты не только грабил, но и убивал изрядно.

Глаза Кенарея загорелись, ноздри раздулись, борода воинственно встопорщилась:

— Ложь! Не душегуб я! Дружки мои — Ванька Болото, Степка-Растрепка да Омеля-Царь — и впрямь иной раз купчин да хватов служивых под ребром щекотали, а мне нельзя!

— Вера, что ли, не позволяет?

— Заклятый он, — тихо проговорил Друзь.

— Как это?

Волхв обвел нас глазами, тяжело вздохнул и начал рассказывать.

Буйный нрав Матренину сыну достался в наследство от отца, лихого атамана Еремы. Из-за этой лихости, кстати, Матрена и овдовела: атаман, напившийся зелена вина до полного позеленения, решил на спор повторить подвиг былинного богатыря Чапая и переплыть широкую да бурную речку в полном доспехе. Очевидцы говорили, что в том месте, где Ерема пошел ко дну, круги на воде образовали надпись: «Летописец Фурманий — брехун!»

В то время будущему Кенарею было четырнадцать лет. Жалея неокрепшую психику подростка, Матрена скрывала от сына истинную профессию папы. Быть может, если бы Илюша не был твердо уверен в том, что Ерема — служивый человек, живота не пожалевший на службе великокняжеской, ничего бы и не случилось, а так…

Как-то раз, когда мать пошла в лес за ягодами, оставив сына дома колоть дрова, постучался в ворота какой-то странник: дай, дескать, молодец, напиться. Илья ему в ответ: «Вон колодец, вон ведро, доставай и пей на здоровье». Странник головой качает: «Негостеприимный ты, парень, неласковый — простой водой угощаешь, да еще и самому доставать велишь». Пожал Илья плечами, топор в колоду воткнул, принес из дома ковш кваса да ломоть свежего хлеба. Только странник опять рожу кривит: «Ай-ай-ай, совсем старших не уважает! Али ничего получше нет?» Вскипел Илья: «Да что ж тебе, окаянный, вина заморские подносить с пряниками печатными?» Тот ухмыляется паскудно: «Не откажусь. Батя-то твой, Ерема-разбойник, поди, много награбил, отчего ж с ближним не поделиться?» Илья хлеб с квасом — на землю, странника — за грудки: «Брешешь, пес! Никогда в нашей семье разбойников не было! Ну-ка, быстро проси прощения у меня да у родителя покойного, а не то…» «А не то что?» — нагло спрашивает тот. «А вот что!»

Короче, припечатал ему Илюша от души так, что тот кубарем до самой калитки катился. А докатившись, встал, выплюнул три выбитых зуба и прошипел: «Никогда, говоришь, разбойников не было? Будут!» Илюша ему в ответ: «Вали, вали, а то еще добавлю!» «Я-то уйду, — отвечает тот злорадно, — но только сперва на руку свою посмотри!» Глядит Илья и видит: испачкан кулак кровью из разбитых губ странника. А странник шипит по-змеиному: «Кровь моя на твоих руках, парень. Еще чьей-нибудь кровью их замараешь — помрешь лютой смертью. А пока лежи, отдыхай…» Прошипел это и пропал, а у Ильи разом ноги отнялись. Таким его мать и нашла, когда из леса вернулась.