Читать книгу - "Последний отбор. Смотрины для строптивого принца  - Вера Чиркова"

– Бабушка… – вздохнув, решилась развеять ее надежды, – мне сегодня выдали новый амулет. Мага третьей ступени.

– Это замечательно, поздравляю, – засияла она праздничным фонариком. – Вот поспишь, а за завтраком и отпразднуем. Встану пораньше, велю кухарке твой любимый торт-мороженое сделать. И хрустящих вафель к нему напечь.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила ее, – но я не усну. На магов третьей ступени не действуют никакие зелья, кроме тех, какие они приготовили сами. Лучше объясни… как мне теперь жить?

– Так ты еще второй портрет не глянула, – резонно заявила Манефа.

– Зато его самого недавно видела – рядом, как тебя сейчас. И он впервые посмотрел в упор…

– Неужели прежде не сделал ни одной промашки? – непритворно изумилась она.

– Сама удивляюсь… – Я вернулась к столу, стиснула зубы и осторожно, уговаривая свое сердце не замирать пойманным зайчонком, приоткрыла второй портрет.

«Его высочество принц Райвенд», – было написано четким почерком со всеми положенными завитками.

И Ренд на картине был точно таким, как и положено принцу. В темно-синем, с фиолетовым отливом камзоле, белоснежный ворот рубахи сколот фамильной брошью, из-под которой выбивалось тончайшее кружево. Изящные длинные пальцы полускрыты такими же манжетами, а более темные, чем у брата, чуть вьющиеся волосы собраны в строгий хвост, скрепленный черной бархатной лентой. Нет, на портрете ее не видно… но я точно знала, что она есть.

Лицо, на которое пришлось взглянуть, хотя я и оттягивала этот момент как можно дольше, – тоньше и выразительнее, чем у старшего брата, но не менее мужественно. А вот глаза у братьев почти одинаковые, но у Райвенда они больше и чуть вытянуты к вискам, а серый цвет темнее, насыщеннее. И еще у них разные ресницы. У младшего принца они черные и пушистые.

От этого глаза Ренда кажутся загадочными и колдовскими, как лесные омуты, и однажды в них утонула наивная шестнадцатилетняя дурочка.

– Нет! – резко захлопнув альбом, отскочила от стола и, схватив бокал, в два глотка допила настой.

– Гинни…

– Нет! Неправда! Я не могла так ошибиться!

– Гинни, послушай…

– Не хочу. Все это неправильно… и невероятно глупо. Просто я плохо рассмотрела…

– Пусть будет так, – покладисто согласилась бабушка. – Тем более ты его уже не любишь.

– Вот именно. Но мне одно непонятно… Манефа, ты же не маг и не дикая колдунья? Откуда же ты могла знать, что я сюда приду?

– Да не знала я, боги с тобой, цветочек лазоревый! Просто ждала тебя… уснуть не могла… и вдруг вспомнила… ты ведь его рисовала. Только не все лицо, а одни лишь глаза. А родители собирали эти листы и прятали, от беды подальше. Сжечь-то у них рука не поднялась…

– Где? – требовательно уставилась я на старушку.

– Вот… – Виновато вздохнув, она вытащила из-под себя толстую папку.

Я листала их торопливо, словно вокруг гудел яростный пожар, и не могла сдержать горестного стона. Все, буквально все мои лаконичные наброски походили на Альгерта. Но глаза были его младшего брата.

– Как такое могло случиться, ума не приложу, – рассмотрев несколько листков, сокрушенно вздохнула старушка и аккуратно вернула их на место.

– Зато я точно знаю… – Взвесив папку на руке, оглянулась на камин.

– Послушай меня, Гинни, – тихо попросила Манефа, – оставь картинки в покое. Это просто бумага, и поверь моему опыту, ничего плохого она тебе не сделает. Давай я спрячу туда, где взяла, тебе ведь они больше не нужны.

Посомневавшись несколько секунд, я нехотя отдала ей альбом и бдительно проследила за тем, как бабушка прятала его в самый нижний ящичек и запирала на ключ.

– Вот и умница, – с облегчением выдохнула она, справившись с этим делом. – А теперь идем, провожу тебя в спальню. И посижу рядом, как в детстве.

Я молча согласилась, это была наша маленькая тайна. Манефа спасла меня от боли и отчаяния, когда в одночасье не стало моей любимой бабушки. Просто пришла вечером в спальню и сказала, что любила сестру так же сильно, как и я, и потому мы можем помолчать о ней вместе. Или поговорить… если захотим. И мы молчали, а потом говорили. Обо всем и обо всех, а когда темы кончались, Манефа рассказывала сказки и тоненьким голоском тихонько пела старинные песни.

Но сегодня мне не хотелось лежать и слушать сказки, в душе кипела горькая обида, а голова пухла от вопросов, сомнений и подозрений.

– Но почему… скажи, бабушка, почему он ничего мне не сказал?

– Думаю, никак не мог, – печально, но уверенно заявила она. – И ты знаешь, что мне кажется? Ему ведь было намного хуже и обиднее, чем тебе. Он то ли пошутил, то ли случайно так вышло, а после столько лет крутится возле тебя, а признаться не мог. Ты же не поверила бы… да и какой прок, если уже по уши была влюблена в Альгерта?

– Ты считаешь… – Только теперь до меня полностью дошел весь ужас случившегося. – Но ведь он ухаживал за девушками…

– Чтобы отвести от тебя внимание своей матери. Но она, как мне теперь ясно, обмануть себя не дала. Да и докладывал ей все ее маг карманный, потому-то Юта точно знала, куда сын уходит каждую ночь. Вот за это она тебя так и ненавидела, а вовсе не за Альгерта. Это ты отняла у нее любимого сына и его внимание. А за Альгерта злилась его жена, и ее королева натравливала нарочно, чтобы растоптать тебя наверняка. Но про них нужно забыть, змеи с вырванным жалом не опасны. А обо всем остальном спокойно подумаешь завтра. Сейчас нужно спать, тебе ведь утром во дворец.

– Не пойду. Не могу. Скажи, Манефа… как мне теперь смотреть ему в глаза? Он ведь все знал. И на что-то надеялся…

– Вот утром об этом и поговорим, – решительно прервала она мои страдания. – Ложись и считай облака, только, чур, не лукавь.

Улыбнулась ласково и ушла, оставив меня следить за воображаемыми облаками, медленно проплывающими мимо центральной башни. И я выполняла это задание честно и старательно как никогда, чтобы случайно не отвлечься и не нырнуть в черный омут воспоминаний о фатальной ошибке.

Как я могла так обмануться?

Почему, вернувшись домой, не взяла тот самый альбом и не рассмотрела портреты королевской семьи? Хотя тогда они были другими, совсем юными и более похожими между собой… но ведь эта разница не появилась позже?

И как только додумались поменяться одеждой? Впрочем, о чем это я? Шутка, вполне достойная новогоднего карнавала.

Перед моим мысленным взором как наяву распахнул широкие двери огромный бальный зал королевского дворца, поплыли под сводами сотни крохотных разноцветных светильничков, отражающихся в зеркально натертом паркете. И кружащаяся по нему в танце толпа причудливо разряженных юных лордов и леди, на головы и плечи которых медленно опадали и таяли призрачно сияющие звезды и снежинки.

Сердце привычно защемило от воспоминаний о восторге и ожидании, завладевших мной на пороге этого зала. И о первом танце с незнакомым лордом, одетым пастушком, если, конечно, пастухи носят шелковые рубахи и бархатные штаны. А потом были другие танцы, и я забыла обо всем, отдаваясь во власть чарующей музыки и общего веселья. Старший принц, выбравший костюм черного рыцаря, почти не танцевал, оживленно беседуя о чем-то со своим секретарем, но бдительно поглядывал в зал сквозь узкие прорези черной с золотом маски.