Читать книгу - "Башни земли Ад - Владимир Свержин"

«Любуясь игрой света на острие клинка, помни, что оно отделяет тот свет от этого».

Аббат д'Эрбле

Публика, заполнившая цирк, ревела, приветствуя все новых и новых борцов. Празднества, устроенные Тамерланом в честь благополучного избавления от гибели императора Мануила, должны были показать народу, сколь велика радость Повелителя Счастливых Созвездий. Уже пронеслись, совсем как в прежние века, стремительные разноцветные колесницы, уже промчались ловкие степные всадники, то спрыгивая с лошади наземь, то опять вскакивая в седло, то сваливаясь набок, исчезая за лошадью и появляясь затем из-под конского брюха. Уже пустили стрелы в цель проворные наездники сартских кочевий, и, согнув мощные луки из турьих рогов, метнули стрелы вдаль на целый стадий ромейские стратиоты… Теперь же, на радость публике, на широкие деревянные помосты поднимались силачи, поднаторевшие в высоком искусстве борьбы без оружия и снискавшие себе немалую славу, каждый в своем народе.

— Человек рождается на свет, чтобы бороться, — глядя на могучих атлетов, размышлял вслух Тамерлан. — Само рождение — это уже борьба. Борьба с тем, что было, за то, что будет. Хотя, как твердят мудрецы, лишь в утробе матери человек вкушает покой. И вот из этого покоя он рвется в неизвестность. Не так ли, брат мой, славнейший Мануил?

— А как же упование на Господа? Разве не его длань бережет тебя, Великий амир, так же, как и меня?

— Ты говоришь верно. Но посмотри, какими удалыми батырами, по милости Аллаха, выросли эти воины. А ведь когда-то они также ползали на четвереньках, как и все прочие дети. Кто-то преуспевает в борьбе с собой, кто-то в борьбе с миром, но всякому, имеющему глаза, легко увидеть, что Аллах в мудрости своей сотворил нас готовыми к борьбе не для того, чтобы мы попусту донимали его молениями. Если можешь сделать сам, зачем молить Аллаха? Ведь не станешь же ты просить Господа о помощи, чтобы открыть рот или съесть вот этот финик. Глупо просить о достижимом, — жуя сладкий плод, неспешно продолжил Тимур. — Я стремлюсь лишь к невозможному, и потому Аллах дает мне все то, что угодно милости его.

Между тем на широком борцовском помосте один за другим под одобрительный гул толпы демонстрировали свое искусство соплеменники Тамерлана, могучие пехлеваны кураширы.[17]Звучали хвалебные речи, и каждый раз друзья и родичи уносили на плечах победителя. Трибуны, вернее, та их часть, которая была заполнена воинами Тамерлана, в такие моменты разражалась громовым кличем «Уррах».

— Каждый народ, как и всякий человек, борется за место под солнцем, и каждый народ по крупицам собирает знания о том, как бороться, чтобы стать непобедимым. Не так ли, мирза Хасан? — Тамерлан повернулся к виновнику торжества, спасителю императора.

— Так, — склонил голову Хасан Галаади.

— Ты бывал в разных странах, — не спускал с него изучающего взгляда Железный Хромец. — И в тех, где имя Аллаха свято для всякого правоверного, и там, где его клянут нечестивцы, до сих пор не узревшие света истины. Уверен, ты подтвердишь, что из всех искусств важнейшими для нас являются воинские.

— Не мне, дервишу, рассуждать о воинских искусствах. — Хасан отложил стило, которым записывал результаты поединков, и воздел руки к небу. — Мое оружие — искренность, которая, подобно жемчужине, таится в сердце каждого человека. Ибо речено: «Пред искренне любящим расступятся и скалы».

— Ты лукавишь, Хасан. — Тамерлан пригрозил ему пальцем. — Все мы видели, как одолел ты кровожадного убийцу, посягнувшего на жизнь моего дражайшего брата и друга Мануила.

— Я лишь пытался уберечь несчастного от страшного преступления, о котором и пророк Магомет, и пророк Иса, мир праху обоих, говорят, что это смертный грех.

— А как же те воины, которых Баязид послал, чтобы привести тебя ко мне в день нашего знакомства?

— Я уже говорил о том, Великий амир. Я вовсе не думал избивать тех несчастных. Сам Аллах покарал нечестивцев, осмелившихся прервать мои возвышенные размышления.

Тамерлан нахмурился:

— Ты хочешь сказать, Хасан Галаади, что тебе неизвестны секреты воинского искусства?

— Я не говорил такого. Но я не воин.

— И все же, мирза Хасан, прошу тебя, выйди на помост, порадуй нас с императором своим умением. — Тамерлан выразительно поглядел на дрожащего Мануила, и тот безмолвно склонил голову, неохотно подчиняясь приказу.

— Позволь спросить, Великий амир, зачем желаешь ты моего позора? Аллах дарует мне победу в минуты опасности, или же в час, когда мне угрожает бесчестие. В моих ли силах состязаться с лучшими из пехлеванов?

Тамерлан поджал губы:

— Мы снова вернулись к тому, о чем говорили на пирсе: если корабельщики не убирают паруса, буря топит корабль. Я не желаю твоего позора, Хасан Галаади, я желаю видеть воинское искусство, которым, как я успел заметить, ты владеешь прекрасно.

— Кажется, он что-то заподозрил, — взволнованно говорил Хасан на канале связи.

— Это неправильные пчелы и они делают неправильный мед, — не удержавшись, съязвил Лис. — Спой Тамерлану «Я тучка-тучка-тучка, я вовсе не медведь».

— Сергей, прекрати, — вмешался Камдил. — Может, он и не догадывается. Просто твой выход из-за печки настолько смешал его планы, что Тамерлан желает тебя образцово проучить.

— Сомневаюсь. Он воюет с детских лет, видел, как сражаются врукопашную степняки, узбеки, таджики, киргизы, горцы Афганистана, наблюдал боевое искусство курдов и индусов. Мое боевое самбо кажется ему удивительно незнакомым.