Читать книгу - "Крылатый отбор - Кристина Логоша"

— Значит, нужно побыстрей определиться с выбором, — поддержал Мирона Марьян.

Советники одобряюще загомонили.

— Нам нужны точные сроки, — настаивал Клест.

— Мы обсудим это с Марьяном и уведомим вас, — сказал я канцлеру. — Я слетаю на заставу, посмотрю, как обстоят дела. Возможно, опасность преувеличена.

— Если вопросов больше нет, совещание на сегодня закрыто, — подвел итог Марьян.

Когда мы с Марьяном остались одни, я подошел к столику и наполнил свой бокал. Пригубил — напиток жаром растекся по пищеводу.

— Ты сегодня отбываешь на заставу? — первым заговорил Марьян. Я кивнул. — Дождемся твоего возвращения и огласим избранниц.

— Как проходит работа над законом об изменении порядка наследования престола?

Марьян удивленно вздернул брови, словно я заговорил на иностранном языке.

— Ты же сам на него наложил вето! Кто распылялся, что только чистокровный ретт с магическими способностями должен сидеть на престоле?

Судьба сыграла злую шутку. Закон, которому я препятствовал, теперь нужен мне. Магия передается только детям, рожденным от родителей одного вида. Наши предки считали, что неяры-полукровки слабые не только из-за отсутствия магии, но и в физическом и интеллектуальном плане проигрывают реттам. Сейчас эти суеверия ничем не подтверждаются, но тогда страх родить слабого наследника вынудил наших предков прописать в законе наследование престола только реттом.

Новый законопроект позволит ребенку Марьяна и Татьяны Клест стать императором. Моя власть станет номинальной, но я не уверен, что это самое худшее из зол. Смотреть, как Марьян ошивается вокруг Софи, представлять, как он целует ее, мучительней, чем если бы с меня заживо содрали кожу.

— Что молчишь? — Марьян ждал моего ответа.

— Я передумал. Я дам добро на этот закон, можешь готовить документы.

Сделал еще один глоток. Без спиртного противно смотреть на его кислую морду невозможно.

— Ты хочешь жениться на Софи? — догадался он о моих намерениях.

— Время покажет. Я еще не решил, — поставил пустой бокал на стол и пошел к двери.

Но дворцовый прохвост не унимался:

— Думаешь, она останется с тобой? Она к тебе ничего, кроме страха, не испытывает.

Хотел поставить его на место, но стало жаль. Марьян понимал, что проиграл.

— Думаю, она сама сделает выбор.

Софи

Садовый качели-диванчик медленно раскачивались. Поросший диким виноградом купол защищал от солнца, а стена высоких кустов отгораживала от любопытных глаз. Укромное местечко я заприметила давно и пришла сюда сразу после интервью.

Гавриил подарил Кларе Грифонской кольцо. Но ведь это ничего не значит… Кого я пытаюсь обманывать? Их брак уже решен. Совсем скоро они выйдут из церкви рука об руку. Гости будут посыпать их монетками, а я буду стоять где-то в стороне. Уверена, Клара Грифонская побеспокоится, чтобы мое место было в первом ряду наблюдателей ее триумфа.

Больно, горько и очень-очень страшно. Ведь у моего вида одна любовь на всю жизнь. И как бы я себя не убеждала в обратном, но я люблю Гавриила. Вот же угораздило простую девушку влюбиться в императора.

Смахнула с лица выступившие слезинки.

Из-за кустов появилась мужская фигура. Гавриил тепло улыбнулся и сел рядом со мной. Мы стали раскачиваться вместе.

— Что случилась? У тебя скорбный вид? Тебя кто-то обидел?

— Никто. Вспомнила Станиса, — солгала я.

Нет смысла предъявлять претензии человеку, который тебе не давал никаких обещаний.

— Мы найдем того дуэлянта.

Гавриил приобнял меня, и я не сопротивлялась. Слушала размеренные удары его сердца.

— Мне нужно уехать на несколько дней.

— Что-то срочное? — забеспокоилась его внезапному отбытию.

— Небольшое осложнение на заставе, не о чем беспокоится. Это займет пару дней, и я вернусь в Савойю.

— Я буду ждать тебя.

Он ласково поцеловал меня в висок.

***

Вопреки обещанию скоро вернуться, Гавриила не было больше недели. С заставы доходили тревожные вести, а кто-то даже пустил слух, что императора ранили. Все это время я не находила себе места, но ничего поделать не могла, оставалось только бессильно ждать его возвращения.

Марьян в эти дни пытался проявлять ко мне внимание, но я всячески избегала его общества. Одно дело быть другом, а другое — давать ложные надежды. Я подбирала момент, чтобы прямо ему сказать, что не соглашусь на роль его избранницы. У него оставался выбор из двух участниц: Жанны Иволги и Татьяны Клест. Пусть с Жанной у нас произошло отчуждение в дружеских отношениях, я все же болела больше за нее, чем за Клест. Марьян заслуживал хорошую девушку, а ничего хорошего в Татьяне я не видела.

Когда появились первые весточки о том, что Гавриил возвращается, я не могла унять волнения. Вглядывалась в лазурное небо в поисках мощной птицы с огромными крыльями.

В метаниях прошел самый дорогой день в моей жизни. Когда солнце село, и загорелись фонари, я сдалась и вернулась к себе в комнату. Скорее всего, Гавриил прибудет поздно ночью, и ему будет не до меня. Завтра утром мы обязательно увидимся.

С этой приятной мыслью я приняла ванну и надела шелковый халат. Села на туалетный столик, расчесывая белые волосы.

Стук в дверь в такое позднее время стал неожиданностью. Я подскочила и схватила за ручку, надеялась, что вернулся Гавриил.

— Кто это?

— Открой. Это Марьян.

Стараясь не выказывать расстройства, открыла. Полумрак коридора скидывал его черты лица.

— Что-то случилось?

— Можно войти?

Я отошла, пропуская его внутрь. Марьян прошел в комнату. У него был виноватый вид, что меня еще больше насторожило.

— Случилось что-то? — я переживала за Гавриила, но опасалась, что Марьян не так отреагирует на его имя.

— Нет. Все в порядке. Я просто крутился в постели, много думал… мне нужно было тебя увидеть.

— Марьян, сейчас не самый подходящий момент для встреч, давай перенесем разговоры на завтра.

— Софи-и-и, — эхом отдался его голос. Комната стала пошатываться… или я это плохо стояла на ногах?

— Что?

Почему-то говорить было очень тяжело, язык стал неповоротливым.

— Покажи мне свои шрамы.

Его просьба не вызвала никакой эмоции, словно это была самая заурядная вещь. Повернулась к нему спиной и сбросила с плеча шелковый халат, позволяя рассмотреть старые рубцы. Не было ни стыда, ни стеснения. Словно сознание застелило пеленой, притупляющей разум.