Читать книгу - "Темный инквизитор для светлой академии - Алиса Ганова"

Айтен с широко раскрытыми глазами, сжимая кулаки, наблюдал за Сьези.

— Вопет?! Вопет?! — послышался женский оклик. Магистр повертел головой, призывая к молчанию.

— Вопет, выходи! — в приятном голосе проступало что-то отталкивающее. — Вопет! — вдруг громко взвыла она, и у Митара желваки заходили от напряжения. Успокаивая, он стиснул мою ладонь.

Я не отзывался, и тогда, оглядевшись, Сьези обошла поляну и принялась чертить на земле знаки. Стало страшно за магистра: каково ему? От жалости захотелось обнять Айтена, но, подумав, в ответ сжал мужскую ладонь. Наши взгляды встретились, и мне показалось, что он смотрит странно: с горечью и надеждой.

«Из-за моей руки?» — смутился я и попытался убрать ее, но он накрыл второй ладонью мою пальцы и прошептал, обжигая ухо горячим дыханием:

— Она опасна! Но не бойся и помни: ты не один! Спускайся осторожно и напугай ее внезапным появлением, — и, потрепав по макушке, кивнул на тропинку, заранее очищенную им от веток и листьев.

Дрожа от волнения, я скинул плащ и жилет и пополз. Если бы магистр заранее не очистил спуск, ни за что бы не смог спуститься бесшумно. Выпрыгивая на поляну, хотел крикнуть громко и грозно: «Пришла?!», но голос сорвался, и вышло неуверенно:

— Пришла?

Она, подобно взбешенной кошке зашипела, резко обернулась и ринулась на меня с криками:

— Тварь! Ненавижу тебя!

Я помнил, что нельзя подпускать ее близко, но от неожиданности, горящих ненавистью глаз, злобного шипения, оцепенел и поздно спохватился.

— Не подходи! — пробормотал.

— А то что?! — просипела она, но остановилась.

— Лучше соглашайся, иначе обращусь к инквизиторам!

— Ха-ха-ха! — противно-делано рассмеялась она, — Кем бы ты ни был — сдохни! — и, завизжав, ринулась на меня.

Время замедлилось. Я стоял и видел, как она сделала шаг, второй… Что-то блеснуло у нее в руке… И тут большая фигура инквизитора метнулась ей наперерез, закрывая меня. А потом Сьези противно завизжала…

От ужаса я не сразу расслышал надрывный крик Митара:

— Вопет! Ко мне! Вопет!

Бросился к нему, но запнулся о Сьези, лежавшую на земле без движения, будто неживая.

— Дай руку! — он протянул свою, и я, увидев, что его ладонь окровавленная, остолбенел вновь. — Это моя кровь! Моя! Живее же! — отчаянно подгонял магистр. Медленно, но я подал, и Митар накрыл мою руку своей окровавленной. Он дышал тяжело, сбивчиво, как загнанная лошадь, которая вот-вот падет, однако торжествующе улыбнулся.

— М-магист-тр?! — испугался я, не понимая, что происходит.

— И все-таки ты — она! — прошептал с восхищением.

— К-кто?!

Но вместо ответа он до боли сжал мое запястье. Голова закружилась, ноги ослабли. А потом свет померк. и я упал во мрак.

Снова я на развалинах в обмороке. Опять дышать тяжело.

«В этот-то раз что?!» — превозмогая слабость и страх, открыл глаза. Дышалось с трудом из-за, давившей на грудь, тяжелой руки инквизитора. Я повернул голову и отчаянно закричал, потому что магистр лежал, неудобно уткнувшись лицом в грязь, и не двигался, а под ним лежал кто-то еще…

«Сьези?!» — недоумение тут же отбросил в сторону и принялся звать инквизитора:

— Магистр! Магистр! — он не отзывался, не открывал глаза и, казалось, совсем перестал дышать. — М-магистр! — протянул руку и закричал снова, потому что по кольцам, ногтям, рукавам платья понял, что теперь я — Сьези!

«Тогда под магистром… кто?!» — пригляделся и увидел свою форму, старую куртку, шарф… Пугаться было некогда. Откинув все мысли, уперся женскими ногами в сапожках на каблучке в инквизитора и перевернул его с бока на спину.

— Магистр! — не преставал звать срывающимся женским голосом, склонившись над телом. — Магистр!

Он не шевелился, даже ресницы не дрожали. Тогда я сам приоткрыл веко — и ужас прокатился по телу ознобом.

«Отравлен!»

Догадка, переживания и отчаяние всколыхнули спящую память, как камень тихую воду…

«Эта дрянь всегда любила действовать исподтишка. И способ избавиться от ненужного свидетеля дочь аптекаря выбрала бы верный — яд! Царапина — и жертва умрет!»

Я схватил его руку и увидела порез. Не знаю, откуда взялась уверенность, убежденность, что могу спасти Митара. Не об этом думалось в тот миг. Но я чувствовал каждой частичкой тела, сознания, что могу и сделаю это, чего бы ни стоило!

— Ненавидишь отступников? — шептал, рыдая. — Но живи и ненавидь меня, чем умри на моих руках!

Я больше не был тем робким Сидериком, неуклюжим мальчишкой. Я был злой-презлой ведьмой, готовой вырвать его у смерти любой ценой. Обтерев подолом нижней юбки кровь с его руки, полоснула своим пальцем по острой инквизиторской бляхе ремня, капнула кровью в его рану, а затем начертила на лбу Митара знак жизни. Ведьмы живут долго. И если даже поделюсь — нам хватит обоим. Ведь не поделись он — не было бы меня. Достойная плата за все. И за бескорыстную любовь…

Я успела за несколько мигов до того, как магистр мог уйти навсегда, и теперь сидела, гладила его щетинистый подбородок, шрам и ждала. Он скоро очнется, будет жить, но возненавидит меня. Никто не поверит в исцеление от жабьего яда милостью Всевидящего. Рыдая, я прощалась с тем, кто стал слишком дорог. Митар и раньше привлекал, как запретный, недоступный, гордый инквизитор, опаснейший враг, но что он такой — никогда не могла бы подумать!

«Это он бескорыстный, идеальный, но не я! Не смогу его так просто отпустить!» — еще несколько раз всхлипнув, опомнилась. Ведь есть шанс. Есть! Почему мысль не пришла раньше?

Пытаясь успеть, пока Митар не очнулся, плюнула ему на лоб и стерла юбкой засохший символ. Потом схватила ненавистный кинжал и побежала наверх искать флягу. Из-за каблуков подворачивала ноги. падала, ползла на четвереньках, но я слишком спешила.

Флягу нашла на ощупь. Почти стемнело, и на черной земле темную вещь найти непросто. Дрожащими руками открыла ее, полила на кинжал. А потом, плеснув отвара на нижнюю юбку, хорошенько обтерла лезвие, чтобы наверняка смыть яд, затем бросилась обратно.

Спускаясь, запнулась каблуком о корень и скатилась на поляну кубарем. Митар тяжело дышал и пытался встать, а я еще не успела положить кинжал на место. Как воровка, поползла на четвереньках, прижимаясь к земле и стараясь не шуметь. Оставалась пара шагов, но он начал медленно поворачиваться в мою сторону. Ничего не оставалось, как сесть и первой воскликнуть:

— Вы живы! — даже не пришлось изображать радость и волнение: чувства были искренними. Отвлекая его слезами и всхлипами, за спиной положила кинжал на землю и ринулась к нему.

— Сьези? — прохрипел он, вглядываясь в мое лицо.

— Да! — я склонилась над ним.