Читать книгу - "У каждого свой путь в Харад - Анна Р. Хан"

«Вот и хорошо. Это именно то, что и должно быть в мире. Мир полон света, щедро одаривает любовью каждого, но как редко люди могут почувствовать это! Не замечают. Вот сейчас хорошо, – устало думала Берегиня, складывая инструменты в миску, чтобы промыть их потом во дворе у колодца. – В мире любви прибавилось».

– Оденсе! – с тихой радостью шептала женщина. – Смотри, какой он! Ручки… совсем маленькие ручки! И губками двигает… Я раньше на младенчиков смотрела когда, все думала: до чего же страшненькие выходят, а этот… Другой совсем, правда? Такой красивый… – Она всхлипнула. – Мне так радостно. Но и слезы душат. Что со мной, Оденсе? Это… счастье?

– Конечно, дорогая. Ну что ты, милая? Не надо плакать. – Одной рукой берегиня отирала слезы с щеки роженицы, а другой мягко пододвигала малыша к груди матери.

Из-за дверей хаты раздавались невнятные хлюпающие звуки, на которые женщины до этого не обращали никакого внимания. Теперь обе одновременно повернули головы, пытаясь распознать их природу.

– По-моему, это твой муж, – предположила Оденсе. – Хотя звук странный. Как будто кур душит хорь.

– Это он так плачет, – согласилась новоиспеченная мама. – Плачет и напивается. – И, оправдывая поведение своего супруга, добавила: – Он не пьет вообще-то у меня, а вот тут от счастья, видно, деваться некуда было… Подперло, что тут скажешь. Я вчера наговорила ему всего, как схватки начались. Орала так, что ой-ой-ой! Вытолкала его вон и сказала, чтоб он сдох сразу же, как только подумает ко мне приблизиться… ну, за этим самым… Он теперь, наверное, и заходить-то сюда боится. Вот и пьет. А так-то он и не пьет совсем, разве что на праздники.

Оденсе улыбнулась:

– Это ничего. Вчера ты могла наговорить что угодно и кому угодно. Вы помиритесь. У вас теперь такая деточка миленькая – как же вам не помириться?

Возня за дверью время от времени перемежалась вполне отчетливо определяемыми всхлипами, хрюканьем и бормотанием. Мужичок действительно запивал перенесенное потрясение мутным деревенским хмельным напитком и разговаривал об обрушившихся на него бедах, вкупе со счастьем, не то с самим собой, не то с пустеющей бутылкой.

Где-то снаружи тоскливо мычала корова.

– Ох ты ж! – вскричала роженица, перехватывая ребенка одной рукой, а другой опираясь, чтобы попытаться встать. – Чтоб его пучило, ирода, до вечера! Он же напился, как свинья – так корова его теперь ни в жизнь не подпустит! Кто ж ее подоит, бедную?

– Да будет кому, чего ты всполошилась? Не в лесу ведь живете – соседи помогут. – Оденсе будто видела, как вмиг развеялась, как от сильного порыва ветра, картинка гармоничного счастья. – Ты с ребенком будь. Ты ему важнее…

– Так перегорит молоко же у ней! Что я потом делать буду с такой коровой?

Брегиня вздохнула и тихо попыталась вразумить собеседницу в последний раз:

– Да и нельзя тебе – только что ж родила. Куда? Успокойся. Разберемся мы с твоей коровой.

Оденсе вышла в сени. Мужичок пытался, поднявшись на ноги, не шататься. Ему это не удавалось, и теперь уже он заплакал от стыда за свою слабость. Утирался краем рукава, концом бороды, стараясь скрыть лицо, все бормотал слова благодарности и совал в руки Оденсе круглые серебряные монеты потловской чеканки.

По дороге домой они несколько раз останавливались у других деревенских домов. Узнавая в сидящей на телеге женщине берегиню, все здоровались, кланяясь в пояс. Улыбались, поглядывая на нее все же чуток с опаской. В одном доме бойкая молодуха вызвалась подоить несговорчивую корову, обговорив заранее, что четверть удоя возьмет себе.

Хозяин согласно махнул рукой и затянул вполголоса песню, путая спьяну слова. Довез, правда, Оденсе до дома он быстро, при этом старательно объезжал все ямки и ухабы, чтобы причинить как можно меньше беспокойства.

При расставании, все еще шатаясь, поклонился. И в знак благодарности прижал руки к груди, чтобы выразить этим жестом всю признательность, оформить в слова которую ну никак не получалось в данный момент.

Оденсе поклонилась в ответ:

– Идите и пусть добро не оставит ваш дом.