Читать книгу - "Белый дракон. Мечи Ямато - Александр Логачев"

Вообще-то Артем смеялся по другому поводу. Гимнаста рассмешили слова «я их обучаю ремеслу якудза». Как, однако, далеко все зашло. И главное, как быстро! Вот что значит бросить зерно в давно заждавшийся чернозем.

— Дам тебе совет, Сюнгаку, как сделать ваше заведение еще более привлекательным для игроков. Бесплатно наливайте игрокам сакэ. У нас... э-э... — Артем понял, что чуть не проговорился, хотя вряд ли Сюнгаку обратил бы внимание на столь пустяковую оговорку — вон он как по-собачьи преданно смотрит, не может человек с таким взглядом засомневаться в своем хозяине из-за ерундовой неувязочки. — Я слышал от странников, Сюнгаку, что в дальних-дальних странах так делают в игорных заведениях — и это себя оправдывает. Игроки выпивают сакэ на одну монету, а, опьянев и потеряв голову, проигрывают десять. Попробуйте. Не получится — закроете бесплатный разлив.

— А если получится, тогда точно не избежать нам стычки с самураем из первого заведения и его помощниками. До меня уже доходят слухи, дескать, самурай не доволен тем, что не их послали охранять новое заведение, а каких-то пришлых. Нам придется быть постоянно начеку.

«Ух ты! Уже назревают криминальные войны, которые породил ты, товарищ Ямамото, своей неосторожной болтовней». Впрочем, вины и раскаяния Артем не чувствовал. Если подойти к проблеме философско-исторически, то напрашивается вывод, что неизбежного не избежать, как ни пытайся. Вопрос стоит по-другому: кто первый и как это будет выглядеть? Первым успел Артем. Раз уж так вышло, то он и дальше станет рулить процессом и постарается, чтобы не пролилось крови. Или, если кровопролития будет не избежать, пусть крови прольется как можно меньше.

Но, черт побери, какое дерево вымахало из его случайной, без всякого умысла болтовни! Поразительно!

— Или нанесите удар первыми, — сказал гимнаст. — Но не в темноте из-за угла. И не ножом или дубинкой. А... предложите этому вашему самураю и его помощникам стать членами братства Белого Дракона. Помощников подкупите деньгами, самурая... самураю... что бы такое придумать...

— Это, конечно, ронин, раз он нанялся на службу к горожанину, — неожиданно в разговор вступила Ацухимэ. — Любой ронин мечтает служить могущественному господину, состоять в дружине самураев, участвовать в сражениях, заслужить ратную славу, красиво умереть смертью воина.

Девушка замолчала.

— О! — поднял палец Артем. — А ты, Сюнгаку, говорил, «не подождет ли госпожа у колодца». Значит, так и делай. Расскажи самураю о таинственном и могущественном господине самурайского звания, посланнике Белого Дракона, наделенном изрядной толикой драконьего могущества. Расскажи, что господину скоро понадобятся воины, потому как грядут великие дела по спасению страны. Пусть лучше готовится к великим битвам и захватывающим поединкам, а не отвлекается на мелочные, недостойные самурая делишки.

— Спасибо, господин Ямамото, я так и сделаю. Я выполню все приказы.

Голос Сюнгаку вдруг зазвенел, как рельс, по которому ударили кувалдой:

— Ты указал нам путь, ты открыл нам глаза, ты сделал из нас людей, и ты наш господин навсегда, Ямамото — Белый Дракон. Спасибо, что ты принял о-сэйбо. Но этого мало для того, чтобы ты осознал всю глубину нашей преданности. Сейчас...

Сюнгаку отогнул половую циновку и достал из-под нее короткий широкий нож и узкую дощечку. Едва Артем все это увидел, как у него зашевелились нехорошие подозрения. И пятна на дощечке какие-то странные. А когда Сюнгаку положил на дощечку ладонь, отведя в сторону мизинец, и поднял нож...

— Стоять! — рявкнул Артем, не хуже, чем давеча орал на своего помощника сам Сюнгаку. — А-ат-ставить безобразие!

И перехватил занесенную руку Сюнгаку. «Ну, эти японцы прямо как дети, чес-слово!»

— Отдай нож... Вот так! Два замечания, Сюнгаку. — Артем старался говорить как можно спокойнее. — Первое — не стоит злоупотреблять отрезанием пальцев. Я все понимаю — красивый ритуал, вам всем понравилось. Не только у одних самураев должны быть красивые ритуалы, все верно. Но в нашем деле все хорошо в меру. Поэтому приказываю мизинцы впредь резать только тем, кто в чем-то провинился, и никак иначе. Это приказ, ясно? Очень хорошо.

Артем скосил глаза на Ацухимэ: грозовая мрачность ушла с лица девушки, теперь на ее место пришла глубокая задумчивость.

— Второе замечание, Сюнгаку, — продолжил Артем. — Не надо сразу отхватывать весь мизинец. Вполне достаточно на первый раз, за первую вину, отрезать одну верхнюю фалангу. За вторую вину — вторую фалангу. Постепенно, понятно?

Сюнгаку горячо кивнул, жадно поедая глазами начальство. Какой-нибудь прусский капрал из девятнадцатого века заплакал бы от умиления чистыми младенческими слезами, увидев это выражение лица рядового Сюнгаку.

Артем взглянул на Ацухимэ. Она пожала плечами и скорчила гримасу, мол, понимаю, надо — значит надо, придется перетерпеть. Ага, к девушке опять вернулось отменное настроение. Женщина есть женщина. Будь хоть дочь самурая, хоть сестра самурая, а настроение изменчивое, как и у всех остальных.

— Слушай сюда, Сюнгаку, — тяжко, как и положено перед нелегкой работой, вздохнул Артем. — Что скажу, будешь повторять за мной слово в слово, пока не выучишь...

Придется отложить прощание. А он-то уже собирался говорить «пока»! Думал, вот обговорит с Сюнгаку кое-какие несложные вопросики, главным образом по поводу того, как связь держать будут, и они с Ацухимэ откланяются. И пойдут себе дальше. Теперь Артем понял, что придется малость подзадержаться. Никуда теперь не денешься — раз признали за господина и поклоняются тебе, как идолу, придется нести начальственный крест. Придется вразумлять и наставлять, объяснять, что надо делать, а чего нельзя ни в коем случае, а также придется ставить подчиненным ближайшие и среднесрочные задачи. Такова уж ты, ноша командирская...

... Они с Ацухимэ стояли, облокотясь на перила деревянной ограды, сооруженной вдоль глубокого оврага. Тот ли это Бездонный Овраг, о котором упоминал Сюнгаку, или другой какой, они не знали и выяснять не собирались — ни к чему. Но овражец глубокий, этого не отнять.

Отсюда открывался отличнейший вид на замок Нобуиага. Впрочем, Артем знал и другие места, откуда вид был еще более впечатляющим. Например, с той горушки, откуда он любовался цитаделью даймё в прошлый раз.

А даймё сейчас там — за рвом с водой, за высокими зубчатыми стенами из бутового камня. Во всяком случае, в этом Артема заверил Сюнгаку. Новоявленному якудза можно было доверять — он был в курсе всех городских сплетен. Причем зачастую получал информацию из первых рук — в игорном заведении бывали всякие люди. И хотя сама игра проходила в молчании — болтать, как и проявлять свои эмоции, считалось неприличным и недопустимым, — но люди выходили на улицу, и далеко не всех сразу тянуло бежать домой. Некоторые сидели на веранде, пили сакэ и болтали — между собой или с тем же Сюнгаку, который, как правило, всегда по вечерам и ночам дежурил у входа.

Бывали в игорном заведении и самураи Нобунага. Вот от них Сюнгаку и знал, что Нобунага последние две недели почти безвылазно находится в замке. А затворником он стал после того, как на его жизнь неудачно покушались. Подробностей покушения Сюнгаку выяснить не удалось — едва речь заходила о подробностях, самураи замолкали, как бы пьяны они ни были. Но покушение имело место, это точно. И это плохо, понял Артем. Теперь даймё вдвойне, если не вдесятеро, будет настороже.