Читать книгу - "Цунами. Книга 1. Сотрясатели Земли - Алексей Лукьянов"

— Молодые люди, хочу сразу прояснить позицию государства Израиль относительно древних артефактов.

Твою мать! Я так и знал — засада! Но почему Юся-то никакого подвоха не почувствовал?

— Не надо напрягаться, ничего вам не угрожает.

И он рассказал, что евреи с давних пор знают о существовании могучих древних артефактов, и многие из библейских персонажей обладали таковыми. Позиция Израиля была такова, что все евреи, обладающие вышеупомянутыми артефактами, берутся под защиту государства и по возможности эвакуируются на территорию Израиля.

— А если они не хотят?

— Тогда мы выкупаем у хозяев эти предметы. Или просим завещать в пользу государства. Поймите — свойства этих предметов не изучены и на один процент. Хотим мы этого или нет, а возможности, которые дают хозяевам артефакты, очень быстро разрушают психику и развращают душу. Человек не приспособлен к обладанию предметами, поэтому мы стараемся локализовать и изъять из оборота эти игрушки.

— А если найдется кто-то, кто захочет изъять эти игрушки у государства Израиль?

— А вы думаете, мы всю жизнь терпим притеснения за то, что у нас длинные носы и пейсы?

— Значит, правда, что евреи вопросом на вопрос отвечают?

Кассатикетс жизнерадостно рассмеялся.

— Точно, так и есть. Я хочу вас предупредить: мы возимся с вами до тех пор, пока вы никому не решили передать свои предметы. Как только вы решаете с ними расстаться — мы выкупаем их за любые деньги. В пределах разумного, конечно.

— Это сколько?

— Вы торгуетесь?

— Тьфу!

— Если же мы отказываемся продать артефакты и собираемся передать их третьей стороне, то государство Израиль идет на все, чтобы обезопасить себя.

— Не надо нам угрожать, — посуровел я.

— Это не угроза, а пункт договора, который мы заключаем с каждым носителем предмета. Прошу ознакомиться и подписать.

— Мы не будем ничего подписывать.

— Тем хуже для всех нас. Я сейчас отправлюсь в кабину пилота, убью там всех и уроню самолет в океан. У меня четкая инструкция — подписание договора, доставка клиентов в целости и сохранности, а в случае отказа клиентов идти навстречу — сделать доступ к предмету посторонних максимально недоступным.

— А почему не убить, не изъять предмет силой?

— Тут немного путано, однако попытаюсь объяснить.

Прежде всего, убийство — это такое же насильственное действие, как и избиение, и прочие пытки. Вы слишком легко говорите слово «убийство». Это кажется, будто убивать легко. Даже на войне, где либо ты, либо тебя, убийство дается тяжело. А в мирное время нашими клиентами чаще всего оказываются вполне приличные люди, не злодеи и не враги. Даже бывший одноклассник может клиентом оказаться. Мало того что убийство — лишний стресс для агента, так еще и нарушает режим секретности.

С изъятием предметов против воли хозяина имеется небольшая закавыка. Иногда артефакт может понадобиться. К услугам этих штук прибегают крайне редко и крайне неохотно, но все же прибегают. Предмет не работает, если его забрать у хозяина силой. Поэтому проще всего — завербовать хозяина. Как правило, за спокойствие люди охотно расплачиваются бездействием или минимальным действием. А многие вполне здраво полагают, что большие деньги имеют такую же суперсилу, как и древние железяки. По крайней мере те, кто недостаточно долго контактировал с предметом.

Что же, Рудик задал интересную этическую задачку. Может, это действительно проще — сбросить неподъемную ношу и получить взамен свободу и возможности, которые волшебные фиговины нам дать не могут? Ведь, судя по всему, не врал красавец, все как на духу выложил. И все же на один вопрос он напрямую ответа пока не дал.

— Но все-таки, господин Кассатикетс, ответьте честно: есть возможность, что кто-то отберет, украдет или обманом завладеет этими артефактами?

Кассатикетс подумал — и кивнул:

— Да, такое возможно. Предметы передаются в дар не конкретному человеку, а государству в целом. Человек, облеченный властью государственного масштаба, вполне может воспользоваться таким предметом.

Ну, этот хотя бы не лукавил, как Мезальянц. Хотя я-то как раз был неискренен: при любом раскладе отдать предметы я не мог. Неясно, все вместе они Юсю в ум привели или один какой-то. Проверять методом проб и ошибок не хотелось абсолютно.

Оставалось подчиниться грубой государственной силе. Глядишь, дотянем как-нибудь до старости, а там трава не расти. Я подписал документ, который состоял всего из одной странички, получил свой экземпляр, убедился, что эвакуатор не собирается убивать экипаж, и заснул.

Я проснулся от смутного беспокойства. Будто приснилось что-то или накануне мимолетная мысль в голове застряла, да так, недодуманная, и мечется в ячейках памяти. Я посмотрел на Юсю — он тоже проснулся. На соседнем ряду дрых наш красавец-эвакуатор, Далилы не было.

Мы с Юсей долго молчали, наконец, я не выдержал и сказал:

— Давай вместе.

И хором выпалили:

— Бабушка!

Даже противно — мыслим одинаково, заранее известно, кто о чем думает.

Вопрос у нас к Далиле был, может, и не самым главным, но все же. Поэтому, когда она вернулась на свое место, я сразу спросил:

— А почему бабушка не отдала мышонка вам?

— Тебе, — поправила Далила.

— Я еще не готов так коротко.

— Хорошо, — тяжело вздохнула она. — Мама никому не хотела отдавать амулет. Она считала его опасной и вредной для здоровья штукой и сама не пользовалась, по крайней мере на моей памяти. Скорей всего, она просто не успела от него избавиться, потому мышь вам и досталась.

— А вы сами? Неужели никогда не пытались поиграться?

— Я была патологически честной, мысль обмануть маму мне и в голову прийти не могла. К тому же амулет я увидела только лет в пятнадцать, когда искала какие-то документы на антресолях. Он лежал в шкатулке со всякой бижутерией. Мне эта мышь показалась забавной, и когда мама пришла домой, я спросила, не подарит ли она мне эту подвеску. Мама перепугалась сначала, а потом вынула мышь из шкатулки и говорит: смотри в мои глаза. И сжала предмет в ладони. Я смотрю — у мамы один глаз зеленый, а другой голубой сделались. Если честно, со стороны это страшновато выглядит, не знаю, что чувствуют люди, которые сами пользуются.

— Вы так говорите, будто это не волшебный артефакт, а дорогая игрушка в магазине, — хмыкнул я. — Вас разве не удивляли свойства мыши?

— А я до пятнадцати лет ничего о мыши и не знала. А как узнала, мама сразу все объяснила. У нее вообще так было заведено: с самого начала обо всем по-честному рассказать. Разумеется, я не очень верила, что эта штука может что-то вытворять…

— Может, — сказал я. — Я сам вытворял.