Читать книгу - "Лицо отмщения - Владимир Свержин"

— Да ну, не переймайся! — вмешался Лис. — Сам бог велел этого змея подколодного с кулака приголубить.

Озерно-голубые очи мальчишки расширились, точно в час внезапного разлива.

— Да ну что вы, как можно?!

— С кулака?

— Да нет, о змеях. Змеи, они же умные. От них вся мудрость людям пришла.

— Снова ты за свое! — прикрикнул кто-то из угла.

— Защелкни хлеборезку, вошь тюфячная! — не оборачиваясь на выкрик, лениво отозвался Лис. — Ты, малый, не боись. Если какой самоубийца на тебя вякнуть попробует, его вот на этой стене легче будет закрасить, чем отодрать.

Толпа зароптала, однако, к удивлению мессира рыцаря, среди нее незамедлительно образовалось несколько крепышей, демонстративно ставших плечом к плечу с варангами.

— Лис, а что это ты здесь устраиваешь? — недоуменно поинтересовался крестоносец.

— Говоря по-научному, поляризацию социума, а если без понтов, объясняю публике, кто в хате хозяин. Ты, главное, пока свою арию заморского гостя не начинай, я тут сам погужуюсь. Так что ты начал говорить, мой мальчик?

— Вся мудрость от змей пришла, — несколько удивленно, но нисколько не испуганно повторил юнец. — Далеко на севере, где-то у озера, живет древний змий по прозванию Уж. От него-то людям ведомо стало, и где какие травы да злаки целебные произрастают, и как пиво и меды варятся. И буквицы все как есть — того самого змия образ. Имя ему — Андай. И всякий, кто с почетом к нему обратится, помощь от него получит.

— А что ж ты-то не получил? — выкрикнул из темного угла все тот же голос.

— Я шо, кому-то разрешал варнякать?

— Правду малец говорит, — вдруг глубоким басом подтвердил один из варангов. — Я как малый был, сам с отцом на Вайгач-остров ходил и Андаево капище вот этими вот глазами видел. Огромный такой змей, длиною, пожалуй, со шнек будет, а то и поболе, кто знает. Вокруг — даров всяких гора, а он над ними, весь златыми гривнами и прекрасами всякими увешанный. А голова у него вроде как и не змеиная, и волосья на ней, и уши. А в пасти разверстой — язык серебряный. Всякий, кто совета искал или же о здравии пекся, к нему шел с дарами.

— У, поганые! — раздалось из угла.

— Верно сказываешь, — не обращая уже внимания на злобный ропот, продолжал мальчишка. — И если в чьем доме малого ужика нет, то — недобрый знак, и человек там, по всему видать, злой.

— Ишь ты! — Лис покачал головой. — Тебя, часом, не за такие словеса в этот клоповник упекли?

— Не, не за словеса, — мотнул русой головой парнишка. — Я змей коровьим молоком угощал. Они ко мне, что ночь, сползались. А кто-то прознал и донес. Вот меня в колдуны и записали. Говорят, я самого эпарха змеиным ядом извести хотел.

— А звать-то тебя как, малый? — поинтересовался Сергей.

— Во крещении — Федюней, а кличут Кочедыжником.

— Как тебя кличут?

— Кочедыжником, — нахмурился парнишка, — цветок такой. В Иванову ночь расцветает.

— А, ты в этом смысле. Але, мессир рыцарь, мы тут купальский презент обнаружили.

Камдил не отозвался. Со стороны казалось, что он погружен в свои размышления. Однако же если взглянуть вглубь…

— О Господи, дорогой племянничек! Что за блажь пришла вам в голову, устраивать драку в городе?

— Понимаете, дядюшка, за мной пришли люди архонта, но мне показалось, что это стражники, посланные эпархом.

— Ты что, уже много выпил?

— Ну при чем тут «выпил»? Они же без гербовых котт — поди отличи, к какому ведомству принадлежат.

— Господь моя защита! — печально вздохнул Баренс. — Я только что разговаривал с Никотеей. Она намерена вытребовать вас и ваших людей сопровождать ее в Киев.

— Она, что же, самолично планирует отправиться в Киев?!

— Да, она собирается в Киев, но речь сейчас не о том. Несмотря на юность, эта очаровательная девушка сообразила, что графу Квинталамонте лучше не задерживаться в византийских землях. А опытнейшим оперативникам Института эта простая мысль, похоже, в голову не пришла. Положительно, мой дорогой, ты меня удивляешь!

Ладно, сейчас девочка пошла убеждать архонта, что все те, кого избили и затоптали сегодня, — жертвы ваши с Лисом и что именно такие лихие вояки нужны ей в эскорт. Так что, если вас не казнят сегодня, то завтра непременно отпустят.

— Но дорогой дядюшка, вы же не дадите нас казнить?

— Для профилактики стоило бы, — угрюмо отозвался монах-василианин. — Но, боюсь, в этом случае у вас не будет возможности раскаяться в неблаговидности своих поступков. Ладно, так и быть. На первый раз замнем это дело, но может быть, вам придется демонстративно принять христианство византийского обряда.

— Это, типа, Херсонес стоит заутрени? — появился на канале Лис.

— Некоторым он может стоить отпевания. Ты зачем украл коня?

— Ну, как бы это доходчиво объяснить? Потому шо ничего более скоростного рядом не оказалось.

— А ты знаешь, у кого ты его украл?

— Да так, у одного водолаза.

— Этот, как ты выразился, водолаз — прокурор Херсонеса.

— Шо, правда? Да, нехорошо получилось. Надо было больше взять. Я думал, нормальный потерпевший.

— О Господи!

— Да не, это я о благотворном влиянии православной церкви на служителей Фемиды. Он как из храма вышел, даже на человека похож был.

— Сергей, ты неподражаем!

— Это я к тому, шо видимость обманчива…

— Все, помолчим. — Баренс включил изображение, и Лис с Камдилом увидели прелестную Никотею, в сопровождении верной служанки входящую в скромную келью, отведенную Георгию Варнацу.

— Завтра мы отбываем в Киев, отче, — едва прикрыв двери, начала она.

— Мне сказывали, что вы намерены, не оставаясь долее здесь, отправиться к Великому князю русов, Владимиру. Но если говорить о брачном союзе, о котором так печется ваш дядя император, то вряд ли уместно вам лично ехать ко двору Мономаха. Пристойней, пожалуй, было бы дожидаться здесь гонцов из Киева.

— Отец мой, — скромно потупила очи севаста Никотея, — бывают случаи, когда и саму пристойность необходимо принести в жертву более великому, нежели собственное доброе имя. Не так ли Мария Египетская отдалась телом перевозчикам, спеша исполнить возложенную на нее священную миссию и не имея иных средств переправиться через бурную реку?

— Все так, дочь моя, однако же…

— Я не совершаю ничего предосудительного. Правитель рутенов, или, как называют их здесь, русов, — ромейский вельможа высокого рода, мы наверняка в родстве, пусть и дальнем. Разве не могу я, следуя по стопам моей любимой матушки, взяться описать точно и красиво все увиденное мною? Но если матушка прославила град Константина, я желаю увидеть и воспеть иные великие места. Что же касательно брачных уз, то разве есть что-то зазорное в том, чтобы вдовому сыну государя узреть странницу на путях ее странствия и воспылать высокой страстью не к ее отдаленному образу, а к ней самой, во плоти и крови?