Читать книгу - "Фея-Крёстная желает замуж - Яся Белая"

— Она совершенна, — восхищённо вздыхает Дуб и шмыгает носом-сучком. И я замечаю, как в отблесках светлячкового сияния, по его коре бежит слеза. Одна-единственная, но такая драгоценная.

Книга-Всех-Историй говорила, что я должна собрать радугу в росу, но росы здесь не выпадают давным-давно. Поэтому слеза дуба — невероятная ценность. Призываю её и окунаю в неё радугу.

Ну вот, моё лекарство готово. Теперь надо спешить, пока лес не погиб совсем.

Но не могу уйти так просто.

Ныряю под ветки и целую дуб в шершавую щёку.

Потом беру фонарь, тихо говорю ему:

— Веди!

И он песней вновь созывает фонарщиков-светлячков.

Покидая поляну, оглядываюсь и замечаю: пробивая сухую землю, выбираются на поверхность изумрудные горошины семядолей… А на дубе распускаются несколько молодых листочков…

Не могу не улыбнуться — значит, чего-то стою, как фея.

Возвращаюсь в академию, ликуя.

Выйдя из леса, отпускаю светлячков, награждая каждого за труд долгосиянием…

Расправляю крылья и мчусь прямиком туда, где спит, объятый проклятым сном мой милый кудесник…

Влетаю прямо в окно медотсека. Доктор-призрак, которого я застаю врасплох таким появлением, вздрагивает и даже машет на меня руками:

— Чур, меня, чур!

— Да что вы, сударь, — улыбаюсь ему. — Это же я, Айсель!

Но он юркает за шкафчик с медикаментами и пытается телекинезом метнуть в меня шприц. Вовремя уворачиваясь.

— Да что с вами такое? — уже злюсь.

— Это что с вами такое! — вопит доктор из-за шкафчика. — И как вы смеете порочить доброе имя Айсель!

И тут я понимаю, почему он так испугался: дверцы у шкафа стеклянные и в них я — вся чёрная, будто кто-то обсыпал и измазал меня сажей.

Усмехаюсь:

— Я просто выпачкалась. В Злобнолесу была.

— Нет-нет, вы не просто выпачкались. У вас даже аура изменилась, словно из неё вытянули все краски.

— Это временно, мне лишь нужно будет искупаться в лунном свете, и я стану прежней.

— Не станешь, — холодный жёсткий голос доносит от двери в лазарет. Кудесник едва стоит на ногах, опираясь о косяк двери, но сверлит меня злым взглядом и в глазах его полыхает зелёное пламя ненависти. — И никого больше не обманешь, Чёрная Злоба.

— Нет, милый кудесник, — говорю, подлетая к нему, — я не она. Я добыла лекарство, оно вернёт тебе силы. Вот.

Протягиваю ему небольшой флакончик, в который поместила напитанную радугой слезу. Она мерцает и переливается.

— Ты думаешь, я возьму зелье из твоих рук, гадкая тварь?

Его голос сочится ядом.

— Ты больше никому не навредишь, как бедной Лидии!

Откуда он узнал про Лидию? Ведь он был без сознания тогда?

Но понять и додумать он мне не даёт, кидается вперёд и быстрее, чем я успеваю выхватить волшебную палочку, впечатывает в стену, безжалостно ломая крылья и сдавливая горло. Пытаясь освободиться, я роняю волшебную палочку, на которую он тут же наступает, и она хрустит под ногой.

Пока ещё могу дышать, хриплю:

— Что ты делаешь? Это же я, Айсель! Ну посмотри же на меня! Доктор, доктор, спасите…

Я слабну, жалобно карябаю его руки, пытаясь оторвать их от своей шеи, лёгкие разрывает от нехватки воздуха, перед глазами плывут алые круги, крылья трещат…

Я проваливаюсь во тьму…

* * *

— … Айсель, Айсель!

Нежный голосок зовёт, тянет к свету из тёмной бездны.

Привстаю, закашливаюсь, горло нещадно болит. Но стоит двинуться, как спину пронзает болью…

С трудом открываю глаза…

Вместо белоснежных стен медотсека — серый камень пещеры.

Я лежу на каком-то куске меха, рядом, на коленях, зарёванная и растрепанная, заплаканная Ляна.

Ощупываю себя. Мои крылья! Будто их кто-то пожевал!

Не сразу всплывает в памяти последнее моё свидание с кудесником. Но когда вспоминаю, охватывает ужас: что с ним стало? Или, действительно, что-то стало со мной?

— Ляна, я — тёмная?

Она кивает и хлюпает носом.

— Но ты болеешь, просто болеешь. Я знаю. Бабушка всегда говорила: когда кто-то болеет, у него вылезает шерсть и хвост уже не пушист.

Грустно хмыкаю:

— Я фея, я не могу болеть.

Ляна разводит руками.

— Хорошо бы, потому что я не умею лечить больных фей.

Откидываюсь на своё импровизированное ложе и грустно смотрю в поросший сталактитами потолок.

Хочется, чтобы один оторвался и навеки пригвоздил меня к этой шкуре. Потому что вся она сейчас усыпана золотистой пыльцой с моих крыльев. А значит, мне больше не взлететь… Да и вообще такая болезнь — потеря пыльцы — для фей смертельна…