Читать книгу - "Такая долгая ночь - Керрелин Спаркс"

Он пожал плечами и вытер руки.

– Тебе и правда не нравятся женщины, которые носят брюки?

– Я просто сказал леди Памеле то, что она хотела услышать.

Дарси напряглась и хмуро посмотрела на него:

– Это то, что ты обычно делаешь? Говоришь женщинам то, что они хотят услышать?

Он кинул полотенце на стол:

– Мне надо идти.

– Тебе нужен пластырь, – она открыла аптечку.

– Да не нужно мне ничего! Это просто хренотень какая-то.

В глазах девушки промелькнул гнев:

– Ты сейчас про палец говорил или про себя? – она открыла упаковку с пластырем.

Остин просто кипел от бешенства. Черт возьми, он же не знал, что она мертвая, когда начал за ней ухлестывать. Но Дарси-то знала. Она должна была его остановить.

– Дай сюда палец, – девушка потянулась к его руке.

Остин отступил:

– Дай мне пластырь.

Она швырнула упаковку на стол:

– Ну и пожалуйста, заклеивай себя сам.

– Ну и заклею.

Дарси посмотрела на него:

– Я тебя не понимаю. Ты задаешь мне вопросы и говоришь так, будто слишком много знаешь.

– Тебе только кажется.

– Да? Я все время слышала от тебя, что должна довериться и рассказать тебе свои тайны, но, как только я решила, что могу это сделать, ты отворачиваешься от меня.

Остин заскрипел зубами:

– Я не ушел, я все еще здесь.

– Ты не дотрагиваешься до меня, даже не смотришь в мою сторону. Что случилось?

Он наконец приклеил пластырь:

– Ничего. Я… решил, что у нас ничего не получится.

– Ты решил? Я не имею права голоса?

«Нет, ты уже мертвая».

– До свидания, – он направился к двери.

– Адам! Почему ты так со мной?

Он остановился у двери и обернулся. Сердце сжалось в его груди. Проклятье, глаза Дарси были полны слез, и это он заставил ее плакать. «Мертвые женщины не плачут».

Дарси подошла к нему:

– Если ты у нас такой чувствительный эмпат, скажи, что я сейчас чувствую?

По ее щеке скатилась слеза, и это почти разорвало его сердце. Остин отвернулся:

– Я не могу.

– Не можешь это почувствовать? Или не можешь признать, что именно ты причинил мне всю эту боль?

Он вздрогнул, как от удара:

– Мне жаль.

Остин ринулся к лестнице, но понял, что пока не может видеть вампиров, так что свернул к оранжерее, чтобы побыть в одиночестве. Уселся на скамейку и закрыл лицо ладонями. Как он мог признать, что причинил боль Дарси? Мертвецы не чувствуют боль. Они не плачут. Не выглядят так, как будто ты разбил им сердце.

Срань Господня. Как с этим справиться? Если он признает, что ей больно, то должен будет признать, что Дарси все еще живая. И придется смириться с тем фактом, что она вампир. А его работа заключается в уничтожении вампиров.

Что за неразбериха. Если бы Остин знал об этом раньше, то смог бы защитить свое сердце. Он бы не искал с ней встреч. Бли-и-и-и-ин. Вот дерьмо. Его же все предупреждали, что она вампир.

Дарси даже сама пыталась его оттолкнуть, но он отказывался слушать. В этом не было ее вины. Остин упрямо не замечал намеки и улики, потому что уже отдал ей свое сердце. Теперь у него нет другого выхода, кроме как смириться с реальностью.

Он полюбил вампира.

Дарси закрыла дверь в домик и прислонилась к ней спиной. Девушку трясло, она пыталась восстановить дыхание.

Колени подгибались, так что Дарси скользнула спиной по двери и села на зеленый ковер.

Адам сделал ей больно. Она повелась на его разговоры и увлеклась им. А он говорил женщинам то, что они хотели услышать. Ублюдок.

А она была легкой добычей. Дарси было так холодно, одиноко, плохо последние четыре года, что она вцепилась в первого же мужчину, который предложил ей тепло и любовь. Слезы катились по щекам, девушка смахнула их, чувствуя, как нарастает гнев. Как он посмел отвернуться? Разве не прошлой ночью он говорил, что любой мужчина, который ее бросит, будет просто дураком? Значит, по его собственным стандартам, Адам дурак. Скатертью дорога.

Дарси встала, хотя ноги еще дрожали. Нужно было вернуться на шоу: это ее работа и она не может себе позволить ее потерять. Но черт, сердце девушки резали без ножа. Как она сможет снова посмотреть на Адама, или как она сможет не смотреть на него? Адам снова сделал ее жизнь сносной. Последние четыре года ей приходилось жить во тьме, только три луча света – Грегори, Мэгги и Ванда – не давали ей сойти с ума. А потом Адам ворвался в этот мрак, подобно сияющему солнцу. Он был подобен богу Солнца, обещающему вечное тепло и жизнь.

Но все это было только притворством, насмешкой над ней. Дарси никогда не сможет снова почувствовать себя живой. Она никогда не будет с Адамом. Девушка всегда это понимала, но все равно им увлеклась. Ей хотелось верить, что любовь может победить все на свете, что это единственное, ради чего стоит бороться, как утверждала Ванда. Слезы текли по лицу Дарси. Сейчас у нее не было сил снова видеть Адама, поэтому девушка решила пойти на этаж для слуг.

Дамы были в гостиной. Леди Памела потягивала «Шококровь» из чайной чашки. По телевизору Дарси могла видеть Грегори и конкурсантов, которые были в бильярдной, операторы снимали разговоры мужчин о шоу.

– Ты в порядке? – Ванда с подозрением посмотрела на Дарси.

– Просто замечательно, – соврала та, надеясь, что по ней нельзя сказать, что она плакала. К сожалению, Дарси не могла проверить свой вид в зеркале – одно из маленьких осложнений жизни вампира. Большие осложнения – потеря семьи, сбережений и карьеры журналиста. Черт, она потеряла всю свою жизнь из-за этого засекреченного мира. Если бы Коннор не так сильно старался сохранить их чертов секрет, он бы телепортировал ее в больницу, а не в дом Романа Драганести. У нее был бы шанс выжить, но теперь уже ничего не изменить. Слишком поздно.

– Ты готова закончить конкурс? – спросила Дарси леди Памелу, – нужно прогуляться еще с тремя мужчинами.

– А я должна? – леди Памела скорчила рожицу. – Я ужасно устала. Кроме того, я уже знаю, кого из мужчин надо выгнать.

– И мы тоже, – вклинилась Кора Ли. – Мы должны избавиться от этого клоуна, который уронил леди Памелу в лужу.

Все дамы одобрительно закивали головами.

– И мы должны избавиться от мавра, – произнесла Мария Консуэла.

– Ты имеешь в виду Ахмеда? – спросила леди Памела. – У него превосходные манеры и очень приятная манера речи.