Читать книгу - "Спутники Волкодава. Путь Эвриха - Павел Молитвин"

— Никто, стало быть, не признал в тебе женщину? — допытывалась Алиар, принимавшая, как выяснилось, деятельное участие в переодевании Кари и заслуженно гордившаяся тем, что надоумила ее перед входом в селение подвести брови смешанной с жиром сажей, наметить пробивающиеся усики и натереть соком полынника щеки, кожа которых была слишком гладкой и нежной для юноши.

— Не признал, — подтвердила Кари. — Была я там недолго, никто особенно и не всматривался.

— Ага! — сказал Эврих в третий раз за весьма непродолжительное время, чего, вообще-то говоря, за ним не водилось. После рассказа Кари мысли его по поводу того, как избежать неприятностей, путешествуя по Вечной Степи, обрели более или менее четкую форму и он решил, что настала пора поделиться ими с оживленно обсуждавшими первую крупную удачу женщинами.

— Скажите, почтеннейшие, не задумывались ли вы над тем, что поиски ваши майганов продлятся ровно столько, сколько успеете вы проскакать до встречи с первым племенем или отрядом кочевников? Чифлахи, криули, фасты и прочие дружественные некогда майганам, хамбасам и кокурам племена переживают ныне трудные времена, и не исключено, что среди них идет такая же грызня, как та, из-за которой вы решились покинуть берега Бэругур. Ежели это так, встреча с ними не сулит вам ничего хорошего, но даже если каким-то чудом удалось им сберечь добрососедские отношения между собой, не сочтут ли они трех очаровательных женщин своей законной добычей? Добычей, посланной им самим Великим Духом в знак… Э-э-э… Ну, в знак чего, они быстро придумают.

— Риска не избежать, — нехотя ответила Тайтэ-ки. — До недавнего времени в северной части Вечной Степи чтили Богов Покровителей и дарованные ими законы. Гость, кем бы он ни был, считался священным — за причиненную ему обиду Великий Дух строго наказывал. Встреченных в степи путников принято было приветствовать как братьев. Мир, однако, меняется на глазах, да и раньше кое-кто считал, что была бы кобыла, а хозяин сыщется…

— Вот-вот! За морем в таких случаях говорят: была бы каша, а едоки сбегутся.

— Что ж, если сбегутся едоки, им придется испробовать наших с Кари стрел. Некоторой защитой нам послужит память о моем отце, высоко чтимом в этих краях. Да и выбора у нас нет Остается надеяться на покровительство Великого Духа!

— И на то, что честь еще не стала для Сынов Вечной Степи пустым звуком! — вмешалась Кари.

— Боюсь, что стала. И если принять в расчет, как неладно сложились ваши жизни, на Великого Духа тоже уповать особенно не стоит, — вкрадчиво начал Эврих. — Но раз уж рыбаки не признали в Кари женщину, то, возможно, несколько изменив обличье, вы сумеете избежать слишком пристального внимания со стороны мужчин. В заморских краях это посчитали бы, пожалуй, даже богоугодным поступком, ибо красота ваша может ввести в искушение кого угодно.

— Правда? — Тайтэки обворожительно улыбнулась на щеках ее появились такие славные ямочки, что Эврих поспешно отвел глаза. На лицах Кари и Алиар тоже расцвели улыбки, и, в очередной раз убедившись, что льстить женщинам не только полезно, но и приятно, аррант продолжал развивать свою мысль:

— Помимо дружественных племен, в степи, как вы сами говорили, рыщут разъезды Энеруги Хурманчака. Если на пути им встретятся три красавицы — участь несчастных женщин предрешена. Но ежели вместо них увидят доблестные воины тощего чумазого паренька, — он покосился на вспыхнувшую от негодования Кари, — старуху с девочкой, пораженную огневкой служанку из Фухэя и лысого старика-лекаря, то вряд ли прельстятся жизнями и добром столь убогих странников. Лошадей, я надеюсь, тебе не слишком роскошных продали?

— Дрянь лошади! — честно призналась девушка. — Откуда у рыбаков другим взяться?

— Вот и отлично Лошади нас не выдадут, и, если повезет, глаз на них никто не положит, — обрадовался Эврих, чувствуя, что первый после его недомогания разговор с женщинами удается на славу. — Остается разукрасить и переодеть вас так, чтобы мать родная не узнала. Это несложно, главное, чтобы вы себя поведением своим не выдали…

— Ой-е! А с чего это ты решил, что мы тебя с собой возьмем? — перебила арранта Кари. — Лошадь я тебе достала, это верно, но в обществе мы твоем не нуждаемся. Мне на мужчину, будь он хоть трижды праведник, к Вратам идущий, до смерти смотреть тошно! И присутствие твое я здесь до сих пор терплю только потому, что жизнью тебе обязана. Вот и давай считать, что лошадью и припасами, мы с тобой расплатимся и в разные стороны разъедемся.

Раскрыв рот, Эврих несколько мгновений безмолвно взирал на наглую соплячку, а потом захохотал так, что внутри у него начало что-то екать и подрагивать, вот-вот душа с телом простится.

— Тайтэки, мы что, до умопомрачения этого чужака залечили? Над чем он смеется? Он, может быть, считает, что благодеяние нам оказывает, напрашиваясь с нами ехать? Совсем у бедного мозги ветром выдуло… — Кари глядела на Эвриха с таким состраданием, что тот, уже было успокоившись и взяв себя в руки, вновь закатился, загоготал, размазывая кулаками слезы по обросшим золотистой щетиной, впалым, расцвеченным безобразными пятнами щекам.

«Глупо будет от смеха умереть, а ведь так-то и загнуться недолго. Погибну из-за глупой девчонки. Обидно!» — думал он и хохотал, хохотал, хохотал.

Женщины, глядя на него, хмурились все больше и больше. Потом Алиар неожиданно коротко хихикнула, прикрывая ладошкой рот. Неодобрительно покачала головой, поджав губы, но те, помимо воли, уже разъезжались в широкой до неприличия улыбке. Она попыталась спрятать лицо в ладонях и, не удержавшись, залилась глубоким горловым смехом, от которого преобразилось всегда спокойное лицо ее, засветилось, чудно похорошев. И, глядя на нее, заулыбалась и начала смеяться ничего не понимающая Нитэки. За ней Тайтэки, и вот уже зашлась истерическим взвизгивающим хохотом Кари. Хохоча, она думала о том, что непременно надобно ударить этого негодяя чем-нибудь тяжелым, но дотянуться могла только до сухой и толстой горбуши, а бить человека горбушей, пусть даже и твердой, как бревно, казалось ей почему-то совершенно невозможным…

Смеялись дружно и долго. А под конец обессиленная Тайтэки сказала арранту, что в самом деле лучше будет ему ехать разыскивать свои Врата отдельно от них. Почему они так решили, Эврих спрашивать не стал. И без того понятно: натерпелись от мужчин. Не стал он и спорить, а вместо этого, желая угодить приставучей Нитэки, требовавшей сыграть и спеть ей обещанный улигэр, весь вечер терзал дибулу, бормоча под нос читанные когда-то в блистательном Силионе стихи о Вратах. Он уже вполне пришел в себя и чувствовал, что завтра утром готов пуститься в путь. Однако это еще не означало, что за вечер он освоит новый, невиданный дотоле музыкальный инструмент, — приходилось ему, в том же самом незабвенном Силионе, бренчать на лютне и дудеть на флейте, но Боги Небесной Горы, пальцы на руках и на ногах — это совсем не одно и то же! Не говоря уже о том, что только наглец мог надеяться, будто удастся ему этим же вечером перевести с благородного аррантского на варварский язык степняков стихотворение богоравного Эскилара.

Но маленькая девочка ждала и доверчиво заглядывала арранту в глаза, время от времени пытаясь подкормить его обжаренным на огне рыбьим, пузырем, который считала величайшим лакомством. И разочаровывать ее Эвриху не хотелось. Так же как не хотелось ему разочаровывать и трех занимавшихся шитьем и подгонкой одежды женщин, которые тоже чего-то от него ждали. Хотя чего бы этим красавицам ждать от человека, с которым не желают они делить тяготы дальнего пути? И вообще, надо ли было так возиться с недужным для того только, чтобы заявить ему, что нужен он им как собаке карман?