Читать книгу - "Двери в песке - Роджер Желязны"

Когда похожие на провода лианы или щупальца схватили меня заплечо и бедро и подняли в воздух до положения, из которого я мог, повернувголову, увидеть массивное туловище, погруженное в лохань, до краев наполненнуюкакой-то слизью и стоящую посередине комнаты, в тот момент, когда распахнулисьгромадные листья мухоловки и моим глазам предстала пурпурная пасть, я подумал,что большая часть несчастных случаев происходит вследствие беззаботности илегкомыслия жертвы и в данном случае меня нельзя считать ответственным за то,что со мной произошло. После того как я покинул больницу, я вел себя, какобразцовый государственный служащий, абсолютно осмотрительный в своих мыслях ипоступках.

Когда страшилище замерло на мгновение, возможно, решая, каклучше решить проблему избытка алкалоидов, которые оно получит вследствие того,что я выдыхаю углекислый газ, перед моим мысленным взором пронеслись последниенесколько дней моей жизни. Не более того, поскольку более раннюю часть своейжизни я совсем недавно уже вспоминал – когда собирался умирать в прошлый раз.

Не знаю, что заставило меня действовать – дурацкоелюбопытство или странная улыбка. Доктор Дрейд хотел, чтобы я оставался вбольнице еще некоторое время для дальнейшего обследования, несмотря на primafacie[13] свидетельства того, что грудь у меня совершеннозажила. Тем не менее я был вынужден его разочаровать и выписался из больницыпримерно часов пять спустя после ухода Надлера и Рагмы. Меня встретил Хал иотвез домой.

Я отклонил предложение Хала и Мэри пообедать с ними и раноотправился спать, позвонив сначала Джинни, которая сейчас с нетерпением ждалавозможности начать жизнь сначала – именно с того места, где она как быпрервалась, когда я еще был студентом. Мы договорились встретиться на следующийдень вечером, и я лег спать – предварительно, впрочем, все-таки нанес короткийвизит на крыши близлежащих домов.

Был ли мой сон беспокойным? Да. Снаружи, конечно же, меняохраняли – путешествуя по крышам, я заметил двух сонных типов, похожих наполицейских, которые болтались возле моего дома. А вот внутри… Я перебирал своинеприятности, не очень успешно пытаясь навести порядок в собственной душе.Впрочем, к шести часам мне все-таки удалось добиться в этом вопросеопределенного успеха.

Затем прошло еще шесть часов, прежде чем для меня наступилоутро. Мой сон время от времени посещали какие-то мимолетные образы, вспомнить ираспознать которые впоследствии мне не удалось, если не считать улыбки.Проснувшись, я знал, что должен сделать, и немедленно постарался придуматьдостаточно солидное объяснение своему поведению – мне очень не хотелось, чтобыоно было похоже на проявление очередной маниакальной идеи. Прошло некотороевремя и я решил, что маниакальные идеи тут совершенно ни при чем. Любому былобы интересно посмотреть на место, где его чуть не убили.

Поэтому я позвонил Халу и попросил у него машину. Оказалось,что Мэри куда-то на ней уехала. Впрочем, машина Ральфа была на месте, и япешком направился к его дому, чтобы ее забрать.

Ясное свежее утро обещало чудесный день. По дороге к морю ядумал о своей новой работе, о Джинни и о той улыбке.

Надлер уверял меня, что моя новая должность переживетнынешние проблемы, и чем больше я о ней думал, тем более привлекательной онамне казалась. Если возникает необходимость что-то делать, считайте, что вамповезло, если вы сможете заняться чем-то интересным, тем, что доставит вамудовольствие. Где-то происходили события, о которых нам почти ничего не былоизвестно, – я же получал возможность познать непознаваемое, попытатьсяпонять, вникнуть в суть экзотических явлений, посмотреть на давно знакомые ипонятные вещи с иной точки зрения.

Неожиданно я сообразил, что меня повергает в восторг этаперспектива. Я хотел этого. У меня не было никаких иллюзий на предмет того,почему мне предложили эту работу, но теперь, когда удалось помешать имзахлопнуть перед моим носом дверь, я был исполнен самых решительных намеренийпобедить все препятствия, которые могут встать на моем пути, и занятьсянастоящей работой. В тот момент я подумал, что инопланетная антропология(полагаю, правильнее было бы назвать эту науку ксенологией) как раз и была темделом, к которому я готовился всю жизнь, используя для этого несколькоэклектические подходы.

Я тихонько рассмеялся. Я был возбужден и, представьте себе,счастлив.

Поскольку я уже немного привык делать все в зеркальномотображении, вести машину оказалось совсем не трудно. Я останавливался возлекаждого знака, на котором было написано «ПОТС», за городом же движение былодалеко не таким напряженным, и мне стало совсем хорошо. По правде говоря, послетого как я прошел через машину Ренниуса, самой трудноразрешимой оказаласьпроблема бритья. Моя травмированная нервная система реагировала на воображаемоеотображение моего отображаемого движения вперед-назад, останавливая руку идожидаясь, когда я очищу от грязи электрическую бритву. После того как япроделывал все необходимые операции, у меня все равно возникали довольностранные ощущения, но, справившись со всеми случайностями и трудностями, япостепенно начал чувствовать себя гораздо увереннее и даже ухитрялся достаточночисто выбривать лицо.

Сидя за рулем, я корчил зеркалу рожи и думал о единственномфрагменте ночных видений, который засел в моей памяти. Улыбка. Чья? Я не знал.Просто улыбка, промелькнувшая в том месте сознания, где вещи начинаютприобретать смысл. Однако она осталась со мной, то появляясь, то исчезая,словно лампа дневного света, которая собирается перегореть; когда я ехал подороге, по которой мы совсем недавно проехали вместе с Халом, я попытался сампридумать какое-нибудь ассоциативное объяснение этой улыбке, поскольку доктораМарко под рукой не было.