Читать книгу - "Все демоны. Pandemonium - Олег Угрюмов"

Ни даже несчастной, замшелой от старости крысы не сумел вымолить Мардамон перед лицом смертельной опасности и возможного грядущего краха. Напрасно во внезапном припадке вдохновения он исполнил дикую пляску, а потом, прыгая вприсядку вокруг герцога, изображал толпы ликующего народа. Он сделал что мог, он полностью выложился, увещевая своего господина; на пальцах объяснял, что богам неугодно подобное поведение, что и явилось истинной причиной внезапно продолженной войны, однако Зелг твердо стоял на своем.

Эту бы твердость и несгибаемость да на передовую — демоны отлетали бы от него, как горох от стенки.

И теперь Мардамон маялся от сознания собственной бесполезности, напрасно пытаясь отвлечься от горестных дум изнурительными тренировками на мешках, набитых соломой.

Невесел был и Узандаф Ламальва да Кассар, которого внучок обвинил в склерозе, рассеянности и преступном умолчании.

— Хотел бы я знать, чего еще мне не рассказали из-за твоей легендарной забывчивости? — ярился Зелг. — Может, я вообще предназначен в мужья какому-нибудь дракону или в жертву — левиафану? Скажи, не стесняйся, я уже ко всему готов.

Дедушка виновато булькал и сокрушенно сопел, но впервые в жизни не тронул сердце внука. Тот ушел, хлопнув дверью, и теперь седобородая мумия мучилась угрызениями совести и острым чувством вины.

Тосковала Гризольда, занявшая ответственную должность личной феи кассарийского некроманта и сразу же ощутившая свою полную несостоятельность в этом амплуа. Она не знала, чем помочь своему подопечному, а он более чем кто-либо другой из его родичей внушал ей симпатию. Она изо всех сил старалась быть ему полезной, но что может противопоставить несокрушимой мощи Князя Тьмы одна маленькая, пусть и отчаянная фея.

Призрак рыцаря утешал ее как мог. Кажется, он не на шутку влюбился в Гризольду и следовал за ней как вторая тень. В другое время она была бы от этого в восторге, ведь мы уже упоминали, как фея относилась к импозантным мужчинам с хорошими манерами и прекрасным вкусом, — но теперь душу переполняли страх, отчаяние и дурные предчувствия. Любви места не находилось. Во всяком случае, Гризольда загнала ее в какой-то потаенный уголок и не выпускала на волю.

Радость оставила и веселый обычно Виззл. Дошло до того, что у Гописсы одним ранним утром не подошло тесто, а вечером подгорели пирожки. И кобольд Фафетус без всякого энтузиазма рекламировал новые коктейли «Сон оборотня» и «Борромель».

Опальный демон временно оставил ди Гампакорту и пропадал в «Расторопных телегах», кувшинами поглощая напиток своего имени, — напивался на будущее, как он сам пояснял, на тот случай, если будущего у него больше нет.

И даже скрупулезный Нунамикус Пу все больше сидел за конторкой, устремив невидящий взгляд в пустоту, и не щелкал счетами.

Зелг сосредоточенно грыз пальцы, запершись в собственной спальне. Как бы ни был он далек от военного дела, но не требовалось особенных талантов, чтобы предвидеть следующее развитие ситуации: если он попытается уклониться от прямого столкновения с легионами Преисподней, те просто обрушатся на Тиронгу, на Булли-Толли, на ни в чем не повинных мирных граждан. Этого он допустить никак не мог.

И отказаться от беспокойного наследства предков тоже совершенно невозможно.

Во-первых, слишком велико могущество Кассарии, чтобы бездумно разбрасываться ею.

Неприлично так отзываться о малознакомых особах, стремящихся получить во владение исконную вотчину черных магов, но горькая правда заключается в том, что многие из них вовсе не намерены посвятить свою жизнь добрым делам. Более того, они, кажется, решительно настроены захватить чужое наследство и использовать его в корыстных целях. Уму непостижимо, но так оно и есть.

Зелг да Кассар никогда не считал себя по-настоящему достойным своего высокого титула и не мог всерьез воспринимать себя как могущественного некроманта — подателя жизни и смерти, властителя чужих судеб. Время от времени ему приходило на ум отказаться от трона Кассарии в пользу кого-то более достойного, но все достойные встретили бы подобное предложение категорическим отказом; а все, кто согласился бы сразу, не задумываясь, не представлялись ему достойными.

Как ни крути, прав дедушка — это его долг, его священная обязанность, кому же, как не ему, и отдуваться.

А во-вторых и главных, молодой герцог не мог да и не желал забыть смешные конопушки и ласковый взгляд прекрасных голубых глаз, ради которых он был готов перевернуть небо и землю.

В любой ситуации, как учат нас духовные наставники, обязательно следует поискать положительные моменты. Если не нашел — поищи получше. Опять не нашел — посмотри с другой стороны, может, они там завалялись. В самом безнадежном случае рекомендуют напиться до стадии полного слияния с космосом. Тогда мир заиграет новыми красками. Или окончательно исчезнет из виду и перестанет раздражать проблемами, что тоже можно считать неплохим результатом.

Жизнь — это искусство извлекать утешительные выводы из неутешительных событий.

Сэмюэл Батлер

Зелг старательно думал, что в данном случае следует считать положительным моментом. На ум приходила только старая студенческая шутка: «Думаешь, хуже некуда? Успокойся! Будет и хуже». Но эта мысль не принесла мира и спокойствия его измученной душе.

Хорошо Юлейну — у него есть верная и преданная Кукамуна, которая ни за что не покинет своего супруга; и когда он думает об этом, даже конец света в сравнении кажется ему небольшой бедой.

У молодого некроманта не было такой же надежной спасительной гавани.

Ну, гавани, возможно, и не было. Зато имелся в наличии преданный каменный дворецкий — хранитель традиций, поборник правды, блюститель порядка. Знающие люди сразу скажут вам, что это гораздо больше, чем несокрушимая твердыня и огромная армия. Вкладывайте ваши надежды в этот банк, и он оправдает ваше доверие, совершив все возможное, невозможное и даже более того.

Гампакорта и Мадарьяга придерживались того же мнения и потому часами торчали в апартаментах, которые занимал Думгар, что-то горячо обсуждая с невозмутимым домоправителем.

Собственно, он и подал дельную идею, которая оживила замок и заставила его обитателей улыбнуться впервые за целые сутки, показавшиеся им мрачным столетием.

* * *

Проведя в грустных размышлениях всю ночь, Зелг решил помириться с Узандафом. Возможно, в чем-то дедушка бывал не прав, но все же свинство — грубить беззащитному старичку, хлопать дверями, устраивать безобразные сцены. Где его выдержка? Где его воспитание?

Молодой герцог рисовал себе картины одна безотраднее другой. Вот седобородая мумия, завернувшись в свой халат и шаркая туфлями, уходит в ночь, в бездну, в никуда. У него даже слезы на глаза навернулись, когда он представил себе последний, прощальный взгляд, брошенный бедным дедушкой на замок, в котором он испытал столько горя и радости.

А вот дедушка, бессильно свесив сухонькие ручки, сидит в своем любимом кресле, в библиотеке. Занимается рассвет, но Узандаф его больше не увидит, потому что его старое сердце разорвалось, не вынеся упреков жестокого и несправедливого внука. Широко открытые глаза мумии устремлены на двери — до последней минуты он ждал, что его мальчик, его кровинушка, придет, чтобы утешить старика. Но тщетно.