Читать книгу - "Девочка и пёс - Евгений Викторович Донтфа"

из тех кто номинально являлся врагами правопорядка, то есть теми с кем Палата нещадно боролась, чувствовали себя в столице совсем неплохо. Но то были местные, свои, городские. Они уже давно ныряли и плавали в этих мутных водах и знали как выживать в бурном и опасном хаосе столичной круговерти. Впрочем, для них и хаоса никакого не было, напротив, свой порядок присутствовал во всём и главное знать как работает весь этот зловонный устрашающий механизм. А такая как эта Минлу Такуладу Хин, чужак да еще и иноземец, здесь долго не протянет, если уж Палата объявила на неё серьезную охоту.

В общем Цыс понимал, что его шансы невелики, но всё же решил не мешкая отправиться по Цветочному тракту на запад. "Чем черт не шутит, может и встречу злыдню", с усмешкой подумал он. В Акануран было два пути: водой или сушей. Но путь по реке или по морю в любом случае оканчивался в порту, а там было практически невозможно сойти на берег незаметно, если только хорошенько не залить глаза портовой охраны "золотым маслом", так это называли сами моряки. Хотя конечно и через городские ворота, тем кто объявлен в розыск, попасть в Акануран непросто. По крайне мере без соответствующей помощи. Но чтобы плыть по воде этой Минлу нужен был свой человек на корабле и лучше сам капитан или старпом или на худой конец боцман. Конечно её мог спрятать на судне и какой-нибудь знакомый матрос, но это немалый риск, не просто утаить на судне человека так чтобы никто из команды не узнал. И маловероятно что у какой-то дикой кирмианки есть знакомый капитан или владелец корабля. Тем более что от Туила очень далеко и до Маи, реки впадающей в океан рядом с Аканураном и до самого Южного океана. Ну а если она поехала сушей, то ей не миновать Цветочного тракта. Это лучшая, а на большем части пути и единственная дорога из западных провинций королевства. Конечно подходя к столице тракт разветвлялся на несколько других дорог, ведущих к предместьям и деревням, но Цыс надеялся перехватить дикарку раньше.

Он медленно побрел с моста прочь, с приятностью раздумывая о том как будет хорошо заиметь 20 тон. Сейчас, когда у него свой дом, да еще и с садом и огородом, он мог бы с этими деньгами припеваючи прожить целый год. Но конечно не в безделье и праздности, как какой-нибудь ленивый охламон, радующийся всякой подачке, а сосредоточенно изыскивая возможность сорвать главный куш своей жизни. Он мечтал об этом сколько себя помнил, с самого детства желая заиметь столько денег чтобы уже до конца жизни не думать о них. Но пока он такой возможности не находил и приходилось зарабатывать на жизнь всякой с его точки зрения "поденщиной": убийствами, грабежами, охотой за людьми и прочей мелочевкой. Однако Цыс ни в коем случае не терял надежды, внимательно глядя по сторонам и терпеливо ожидая счастливого шанса. Он вообще считал что главной добродетелью человека является терпение. Терпение и еще раз терпение, вот что в конечном итоге неминуемо приводит к победе. Он искренне презирал всяких торопыг, необдуманно и алчно бросающихся в разные сомнительные авантюры, порой ради совсем уж ничтожной выгоды. Хотя, конечно, признавал что иногда надо действовать быстро и решительно.

Цыс направлялся к своей лошади, оставленной вне границ вымощенной камнем широкой дороги, окружавшей кольцом мрачные стены Дома Ронга и прозванной в народе "Покойницким цирком" или просто "Цирком". Въезжать на эту дорогу верхом простым смертным категорически возбранялось, стражи знаменитой тюрьмы имели право стрелять со стен из дальнобойных луков и тяжелых арбалетов во всякого всадника появившегося на Цирке. Вообще лошади и повозки могли приближаться к тюремным стенам только возле второго, южного въезда/выезда Дома Ронга — Костяного моста, также охраняемого двумя Привратными башнями. Это был исключительно служебный вход, используемый для различных хозяйственных нужд тюрьмы, а также собственно для доставки заключенных и вывозу мертвецов. По слухам, раньше мертвецов закапывали во рве под этим мостом, причем Булинвинг, один из прежних начальников тюрьмы, прославившийся своим жестоким садистским нравом в свое время приказал прибивать кости казненных прямо к мосту, вследствие чего тот очень быстро приобрел весьма зловещий вид и соответствующее название. Добрый король Гениус, однажды из любопытства посетивший Дом Ронга, пришел в такой ужас от вида этого моста, что тут же распорядился содрать с него эти жуткие "украшения". Повеление монарха было исполнено, но большая часть костей были вмурованы в каменные колонны опоры моста и чтобы не разламывать строение каменщики просто замазали кости свежим раствором. Так что сохранившееся с тех времен название моста всё еще вполне соответствовало содержанию.

Выйдя с Вопящего моста, Цыс повернул направо и уже отходил от привратной башни, когда обратил внимание на дощечку на одной из клеток, самой крайней, практически уже нависающей над рвом. Никаких зевак там не было и Цыс, чуть поколебавшись, приблизился. На дощечке значилось: "Миаргон, 28 лет, из Олши" и большими буквами: "ОТРАВИТЕЛЬ". Цыс с любопытством рассматривал своего собрата по ремеслу. То был тощий, практически костлявый длинноволосый субъект в заношенной до ветхости фуфайке, на которой с некоторым трудом различалась надпись "Агрон для агронцев" и таких же ветхих, расползающихся на лоскуты коротких штанов. Из-за свисающих как веревки, сальных, слипшихся прядей рассмотреть его лицо было затруднительно. Арестант, сидевший прямо на деревянном настиле клетки, был до невероятности чумаз и грязен. Возле клетки в нос Цысу ударило ужасающая вонь и от давно немытого человеческого тела и от небольшого отхожего ведра, стоявшего возле левого бока заключенного. Превозмогая отвращение, Цыс замер у самых прутьев, с интересом разглядывая измученного человека. Тот, почувствовав что рядом кто-то есть, поднял голову и посмотрел на неизвестного. Цыс увидел темное изможденное длинное лицо с неряшливой бородой, массивным носом и глубоко запавшими карими глазами. Отравитель Миаргон глядел на любопытствующего зеваку угрюмо и неприязненно. Не смутившись, Цыс поинтересовался:

— Ну как ты, приятель?

Арестант, хоть и относился весьма отрицательно к тем кто останавливался у клетки поглазеть на него, всё же так измучился от своих тяжелых тоскливых мыслей, что был рад немного отвлечься от них, пусть даже пустопорожним разговором с неприятным ему человеком.

— Лучше не бывает, — холодно ответил Миаргон.

— А ты кого отравил? — С прямолинейностью ребенка спросил Цыс.

Заключенный мрачно воззрился на него сквозь грязные пряди и нехотя произнес:

— Невинен я.

— Да это понятно, иначе чтобы бы ты тут делал, — быстро сказал Цыс. — Ну а всё же кого?

Миаргон