Читать книгу - "Император Терний - Марк Лоуренс"

— Я знаю. — В самых старых отцовских книгах были изображения похожих предметов. — Это пистолет.

Еще один шаг — и я увидел лицо, застывшее в тот самый миг, когда представляешь боль, но еще не чувствуешь, хотя кровь и кости уже разлетаются веером.

— Фекслер!

Я нашел его самого. Не воспоминание.

Кольцо показало только комнату, в которой был Фекслер, в красных бликах, словно все время, что красная точка пульсировала в холмах Иберико, было заключено здесь.

Я обошел изображение еще раз.

— Ты остановил время!

Я подумал об этом и пожал плечами. Говорят, Зодчие умели летать. Кто знает, что труднее — остановить время или подняться в небеса? Я подумал о своих часах, засунутых в багажный тюк на спине Упрямца. Древний механизм — возможно, если бы я остановил его стрелки, время бы тоже остановилось.

— Ты привел меня сюда, Фекслер. — Я говорил с ним. — Что тебе нужно? Я не могу починить тебя.

Разумеется, я не мог. О чем вообще думал призрак Фекслера? Ответ, однако, пришел быстро. Фекслер послал меня не восстанавливать, а покончить с этим.

Разумеется, сломать то, что спрятано за противоударным стеклом, может оказаться непросто. Кончик моего ножа скользнул по невидимому барьеру, и я начал сомневаться, что стекло вообще существует. Казалось очевидным, что пространство, в котором время бежит, и пространство, в котором оно застыло, что-то должно разделять. В голову пришли парадоксы Зенона.[5]Греки любили парадоксы. Может, они использовали их как валюту. В любом случае, я не был первопроходцем.

Я отошел, меня слегка лихорадило. В других кельях не осталось ничего целого. Думаю, прибор под потолком остановил время и тем самым прекратил собственный распад.

Память вернула меня к подножью горы Хонас. В залах Зодчих я видел остатки узких трубок, по большей части просто слабые следы патины, некоторые на камне, некоторые на стенах, порой такие тонкие, как от проволоки. Говорят, тайный огонь Зодчих бежал по этим трубам и будил их машины. Мои часы в нем не нуждались, но, возможно, пружины недостаточно для механизмов вроде того, что держал Фекслера. Разумеется, он не разрядился за столетия. Нужно ли питание машине, останавливающей время?

Медленный тщательный осмотр стен не обнаружил следов скрытых путей, подводящих огонь к кольцу на потолке. Невесть сколько пришлось носиться по коридорам в поисках того, что позволило бы мне подняться к нему. В конце концов я нашел разнообразные бутылки, похожие на винные, но прозрачные, цилиндрические, толщиной с мою руку. Связав их рубашкой, я сделал хлипкую площадку, на которую можно было встать. Изо всех артефактов Зодчих лишь стекло пережило века без потерь.

С этой шаткой звенящей платформы я увидел, что барьер, окружавший Фекслера, сужается по мере приближения к потолку, и на самом верху я мог подобраться к кольцу на пару сантиметров. Я поковырял камни ножом. Не лучшее применение для хорошего оружия, но у меня имелись запасные лезвия в тюке на коне Лейши, при условии, конечно, что я смогу туда опять добраться, а больше работать было нечем.

Как-то раз до этого, в Геллете, я вонзил клинок в какую-то магию Зодчих, в дух, замурованный в стекле в комнате перед оружейным залом. Меч тряхнуло, и я, корчась в судорогах, упал на пол. Воспоминание заставило меня собраться, я медленно-медленно выскребал круг вдоль кольца на потолке. Мышцы помнили боль и сопротивлялись возможности повторить этот опыт.

Камень Зодчих начал крошиться и осыпаться хлопьями под моими ударами. Я работал час, а может, и целый день. По ощущениям так точно день. Пот стекал по мне горячими потоками, рука болела, быстро слабея, как бывает, если продержать ее над головой больше нескольких минут. Я тыкал и скреб, скреб и тыкал. Внезапно что-то взорвалось вокруг меня, свет погас, и я упал, а на пол посыпалось стекло.

И во второй раз с тех пор, как я спустился в шахту, я лежал, страдая от боли, весь побитый, в темноте, и осколки стекла впились в мою ногу. Мой импровизированный фонарь, вероятно, перевернулся и погас, когда я свалился. Я не стал его искать и поднес к глазу кольцо. Оно показало келью в зеленоватых тонах, почти так же детально, как при дневном освещении. Фекслер был распростерт на полу у моих ног, он все еще сжимал пистолет в вытянутой руке, над стволом курился дымок. Вокруг головы расползалась лужа крови.

— Спасибо.

Фекслер — мой Фекслер из замка Морроу, сотканный из белого света, — стоял рядом с трупом, разглядывая беспорядочно раскинутые конечности с непроницаемым выражением лица.

— Фекслер, рад тебя видеть, — сказал я. И это была правда. В таком месте любая компания желанна. Я глубоко вдохнул, ощущая вонь химикатов и запах дыма от пистолета, острый привкус крови. Наконец залы Зодчих стали реальными. — К чему все эти тайны и недосказанность?

Я попятился по стеклу и пыли, чтобы прислониться спиной к двери — отчасти ради опоры, отчасти потому что никогда не будет лишним попрактиковаться.

— Люди моего времени жили среди чудес, но были по сути такими же, как их предки, носившие шкуры и евшие сырое мясо в пещерах, и их потомки, что носят железные мечи и живут в руинах, назначение которых не могут понять. Короче, инстинкты у них были те же, что у любого человека. Ты бы доверял копии себя самого?

— И они наложили заклятья, чтобы ни один цифровой призрак не мог убить человека, с которого тебя скопировали?

— Чтобы ни одно цифровое эхо не повредило людям, не навлекло на них беду и не предприняло действия, которые в конечном итоге могут им повредить. Потребовалась тысяча лет тонких манипуляций и логических изысков, чтобы я хотя бы смог достичь фазы, в которой имел возможность указать это направление кому-то вроде тебя, Йорг.

— Но зачем?

Я положил руку на упавшую флягу с маслом и раскрутил ее. Осталась, наверное, пятая часть содержимого.

— Цифровые эхо не только не могут навредить своему прообразу. На самом деле, пока человек, чьи данные породили то или иное эхо, жив, на такое эхо наложено множество ограничений для обеспечения удобства, личной неприкосновенности и душевного спокойствия этого человека. В мире, в котором я живу, я был совершено второразрядным гражданином, был им существенно дольше, чем существует твоя Империя.

— В замке Морроу?

В мире, в котором он живет?

Напряженная улыбка мелькнула и исчезла.

— Вообрази океан обширнее и глубже всех прочих, полный чудес и многообразия, а на поверхности — толщу льда, разломанную в нескольких местах. Эхо, что оставили Зодчие, «цифровые призраки», как вам угодно нас называть, плавают в этом океане, и места, в которых нас можно увидеть в вашем тонком мире, — это как отверстия во льду, где мы можем выходить на поверхность. Мы существуем в объединенной сложности машин Зодчих, и в местах вроде терминала Морроу нас можно увидеть.